Мы остановились возле берега.

– Я пока делом занят, кассету высуни. Это дядьёв моих, – буркнул Боцман и стал выбираться.

Вот, не я один люблю своего дядю.

Боцман скинул плащ и зашевелился, отцепляя бутылки с багажника. Через несколько минут перед нами стоял настоящий плот, собранный исключительно из пластиковых пятилитрух. Чудеса.

– Ну что, поехали? – спросил Сантьяго.

– Встать на перекличку, – прохрипел Боцман, взвалил на себя конструкцию и побрёл к воде.

11:35

– Эй, Боцман! – крикнул ему вслед Сантьяго. – Ты как вообще, умеешь править этим своим судном-то? Ты на нем плавал?

– Ходил, – буркнул себе под нос Боцман.

– Куда ты там ходил?

– Боцманы не плавают, а ходят. Я – Боцман.

Я снова посмотрел на здоровенный плот, собранный исключительно из пятилитрух. Боцман суетливо тащил его к воде. Пару раз он запнулся и чуть не грохнулся. Гера задумчиво чесал бороду, Нат, как обычно, любовался природой, а Сантьяго горел от нетерпения, поэтому семенил за Боцманом.

Я перерезал путь Сантьяго и, приблизившись к нему вплотную, сказал:

– Сеня, мы так не договаривались.

Он остановился.

– Я на этом говне не поплыву. Это фарш, это ж какие-то психоделические очумелые ручки. Давайте найдём кого-то с нормальной лодкой.

Боцман тем временем дотащил плот к самому краю воды.

– Дорогой мой, мы туда и обратно, – добродушно ответил Сантьяго, махнув в сторону домика дядюшки Коршуна, – дольше обсуждаем.

– Сантьяго, ты не падал? Это же груда мусора. Ты смотри, какое течение! Рыжий сегодня нас ротанам скормит.

Сантьяго посмотрел в сторону Ильменки так, как смотрят на какое-нибудь досадное недоразумение, вроде разлитого на пол пива.

– Да перестань. Нас там ждут! Всем хочется музыки.

– Да мне плевать.

– Столько людей хотят Солнцестояния, что за саботаж?

– Да мне срать просто.

– Совсем от коллектива откололся, совсем пал в разврат.

– Кто бы говорил!

– Ну а как это ещё назвать? Давай завязывай. Туда и обратно, ни в падлу.

– Сеня. Я никогда и ни за что не поверю, что ты затеваешь это только ради музыки, танцев и веселья. И я никуда не поплыву.

Сантьяго резко сменил улыбку на кривую ухмылку.

– Значит так, да? – будто бы осторожно спросил он.

Я помедлил. На всякий случай ещё раз посмотрел на плот.

– Значит, так.

Он сделал шаг в сторону машины.

– Уверен? Все узнают, что ты зассал пойти на подвиг ради двух сотен братушек и сестричек, которые сегодня уйдут с поляны несолоно хлебавши. Без музыки, на ногах, не ведающих усталости. А когда Сгуха припрёт товар, когда распродаст его народонаселению, считай, всё – привет. Карачун. Ты, лично ты будешь повинен в массовых беспорядках, в этой городской герилье. Никто из них не получит своей дозы музыкального экстаза, и две сотни людей с огромными глазами – вот такими вот! – вбегут в город и будут поджигать, грабить, чинить беспредел. Они будут разбивать на улицах машины, чтобы только добраться до проигрывателя и включить его. И они будут громить витрины социальных магазинов и аптек, будут переворачивать авто одну за другой до тех пор, пока не найдут хоть что-нибудь похожее на техно. А техно они не найдут ни в одной машине в этом городе, они не найдут его в магазинах и аптеках, потому что ни одна машина, ни одна аптека, ни один социальный магазин в этом городе не имеет винилового проигрывателя. Плотоядные зомби выйдут на улицы твоего родного города. И в этом будешь виноват ты! Ты увидишь разруху, увидишь этот Армагеддон в отдельно взятом городе и будешь проклинать себя и посыпать голову пеплом. Но только будет уже слишком поздно! А ведь тебе всего лишь надо сплавать с нами на тот берег и забрать бензонасос. Одна маленькая деталь, чтобы спасти то единственное святое, что у нас есть! Единственное святое, святая всех святых! От тебя требуется только попросить у своего дядюшки маленький насос!