Дышать было больно и тяжело. Мика попытался открыть глаза – с первого раза не получилось. Со второго открылся только левый.

Паренек лежал, придавленный странно неподвижной тушей кабана. Страх придал сил – он быстро выполз из-под зверя, огляделся, приводя в норму дыхание.

Кабана подвели собственная мощь и инерция. Случайно упертое в сосну копье попало острием в раскрытую пасть и прокололо чудовище почти насквозь. Выходит, Мика победил? Но радоваться этому было некогда. Сколько он пролежал без сознания? Как далеко ушел отец Пимен?

Мика быстро осмотрел себя – вроде ничего не сломано, не порвано. Сделал несколько шагов – да вообще везунчик! И бросился по следам ушедшего сталкера.

Он нагнал его через полчаса непрерывного бега. В этом лесу редко встречались аномалии, да и зверье водилось большей частью только на опушках – радиация…

Мика знал наиболее безопасные маршруты. Некоторые из них знал и отец Пимен. Сейчас он старательно вспоминал, как прошел через кольцо смерти в прошлый раз.

Паренек не стал окликать сталкера. Он свернул на привычную тропку, быстро пересек опасную зону, наскоро замыл в озерке пятна крови – хорошо, что не своей, кабаньей, и уже через несколько минут, как ни в чем не бывало, встретил отца Пимена у крыльца.

– Ты сам-то как считаешь? Пора становиться взрослым или еще погодишь маленько?

Они сидели на большом шершавом камне у самой воды. Яркое весеннее солнце нагрело серые бока валуна, сидеть было приятно, думать не хотелось. Маленькое озерцо – капля чистой воды в море хвойного леса – лениво шевелилось внизу, едва не касаясь подошв.

На том берегу под прикрытием могучих вековых сосен темнели творения рук человеческих – несколько бревенчатых домиков. Раньше тут, скорее всего, был охотничий кордон, егеря отдыхали, лесничие…

А потом была Авария.

Неизвестно, сколько эти дома простояли брошенными, но однажды в них робко постучались несколько семей беженцев, сорванных с обжитых мест невидимым ветром радиации. Никто не вышел им навстречу, не поздоровался, впрочем, и не обругал. Тогда беженцы остановились, присмотрелись и стали здесь жить…

Без толку сейчас спрашивать, почему они не ушли вместе с остальными в безопасные районы страны. Те, кто решил остаться, и сами вряд ли вспомнят причину. Да и выжили из них единицы.

Место оказалось на удивление тихим и безопасным: вокруг сплошной стеной стоял древний бор. Он-то и защитил озерко от радиации, принял весь удар на себя. Радиация пришла в виде облака пыли, поднятого в воздух взрывом реактора атомной электростанции. Пыль оседала на ветвях и траве, насыщая опушку бора смертью. А ночью неожиданно хлынул сильнейший ливень, смывший пыль с ветвей. И деревья остались жить.

Через полгода сюда заехала научная экспедиция, замерила фон радиоактивного излучения на опушке, подивилась запредельным цифрам, опасливо покосилась в глубину леса – если здесь столько, сколько же тогда там?! – и уехала поскорее.

Так и спало маленькое озеро, спрятанное от жадных людских глаз плотной стеной жизни из вековых деревьев да защищенное от непрошеных гостей кольцом смерти из впитавшейся в почву радиоактивной пыли.

Зверье, чуявшее смерть, сюда старалось без нужды не заглядывать, лихой человек умирал от излучения, зачастую даже не успев пересечь опушку. А добрые люди и вовсе куда-то подевались…

С другой стороны, подальше от АЭС, начиналась топкая низина, постепенно опускавшаяся к большой реке. Там тоже никто не бродил: с одной стороны и трясина, и радиация опять же, с другой – ни дичи толковой, ни рыбалки, ни аномалий с артефактами.