– Не знала этого, тетя, – ответила я вежливо. Последнее, что я буду делать, – месить грязь босиком. Лишь от одной мысли об этом мне захотелось спрятать свои чувствительные пяточки и завернуть их в пузырчатую пленку.
Фейт снизила скорость, и мы въехали в город.
– Вот мы и на месте.
Она припарковалась у продуктового рынка.
– Хочешь пойти со мной?
– Конечно, – ответила я, отстегнув ремень безопасности. – В любом случае уже порядком засиделась.
Я шла за тетей по рынку, разглядывая стенды с желтой прессой и журналами мод. Фейт быстро справилась с покупками и уже расплачивалась на кассе, где не было никакой очереди.
Мы вышли на улицу и чуть не врезались в огромного мужчину в черной кепке-восьмиклинке, при этом из сумки Фейт выпала буханка хлеба.
– Простите, – произнес мужчина, нагнувшись, чтобы поднять хлеб. Он протянул его Фейт, и на секунду мне показалось, что та не собирается его брать. Я с любопытством взглянула на тетю, но не смогла понять выражение ее лица. Она лишь казалась бледнее, чем обычно.
– Спасибо, – сказала, наконец, Фейт, взяв хлеб. – Как ты, Брендан?
– Хорошо, насколько это возможно, – ответил он.
У Брендана была коротко стриженная седая борода и морщины вокруг рта, словно у марионетки. Он кивнул мне.
– Правду ли говорят, что ты купил старый дом О’Брайенов? – спросила его Фейт.
– Быстро новость разлетелась, – ответил он с еще более заметным акцентом, чем у Фейт. – Да, купил.
Тетя заметно побледнела.
– Я надеялась, что это лишь слухи.
– Меня устроила цена, – его ответ прозвучал, как мне показалось, несколько резковато.
– Представляю, – пробормотала Фейт. – Ты собираешь там жить?
– Конечно! Иначе зачем было его покупать? Я ведь не могу до конца своих дней жить у мамы.
Надеюсь, ничто не выдало моего удивления. Мужчине на вид было лет пятьдесят, он был хорошо одет. Почему же он живет в доме матери?
– Понимаю, но там ведь плохая энергетика, Брендан. Это видно невооруженным глазом.
Заинтригованная, я взглянула на Фейт. Лиз всегда отвергала понятия хорошей или плохой энергии. Но что, если бы меня заставили признаться, во что верю я? Что ж, очевидно, энергия между Лиз и мною была так себе, не особо положительная. Выходит, плохая? Разумеется, да. Так что я понимала, о чем речь.
– Я не верю в эту чепуху, ты же знаешь, – проворчал Брендан. – Земле просто нужны удобрения и правильный уход. Место было заброшено семьдесят с лишним лет.
– Когда ты вступаешь во владение? – спросила Фейт, поднимая сумку с продуктами. Я протянула руку, чтобы взять у нее пакет, и она благодарно улыбнулась мне.
– Через две недели, – ответил он, решительно кивая сам себе.
– Понятно, – отозвалась тетя в какой-то прострации. Вид у нее был потерянный.
– Ну, я пошел, – в знак прощания наш собеседник коснулся кончиками пальцев козырька кепки и зашел в здание рынка.
– Кто это был, тетя? – полюбопытствовала я, открывая дверь машины.
Она вздохнула, усаживаясь на водительское сиденье.
– Для тебя, милая, это не имеет ни малейшего значения.
Умный с полуслова понимает: когда так говорят, высока вероятность, что всё совсем наоборот.
Глава 4
Двенадцать лет назад голые стены большого викторианского особняка сияли белизной свежей краски. Теперь же он буквально утопал в буйной листве. На подъезде к дому нас встретила небольшая деревянная табличка с надписями: «Сара Рагад» и чуть ниже – «Сараборн».
– Что такое Сараборн? – поинтересовалась я у Фейт, даже не пытаясь произнести гэльскую версию[10].
– Расшифровывается довольно буквально. Первым ребенком, родившимся в этом доме, была Сара Шихан. Это случилось в 1823 году. Если верить истории, – добавила она, смеясь, – дом еще даже не был достроен, когда эта кроха появилась на свет. Все произошло так неожиданно, что даже не успели спровадить рабочих – Сара появилась на свет под звон молотков и пил. Сара Рагад означает «рожденная раньше».