Его взгляд наконец оторвался от моих глаз и теперь блуждал по локонам на моей макушке. Он сунул руку в карман и чуть привстал, чтобы дотянуться до чего-то спрятанного внутри. Я не видела, что он вытащил: вещь была зажата у него в ладони. И не успела отреагировать, когда он резко открыл нож-бабочку, поднес к моей голове и рассек что-то быстрым змеиным движением. Я ахнула.

Волосы рассыпались у меня по лицу и плечам. На секунду я подумала, что сейчас мои рыжие завитки попадают на дно лодки, и даже прикоснулась к голове – убедиться, что все в порядке.

– Ты что – отрезал мне волосы?

– Только убрал резинку. Так намного лучше. – Данте захлопнул ножик, сунул его в карман и отклонился назад, чтобы полюбоваться результатом. Потом взбил мои кудряшки одной рукой, укладывая их, словно заправский парикмахер.

Я так растерялась, что даже приоткрыла от удивления рот, потом сжала губы и прищурилась. Что бы я сделала, отрежь он и вправду пару локонов? Перед глазами на секунду мелькнуло лицо Джека, и я перевела дыхание.

– Тебе очень, очень повезло, – четко выговорила я каждое слово.

Уголком глаза я видела, как Джакопо обернулся на звук моего голоса.

– О, она так гордится своими волосами, – рассмеялся Данте. Я окаменела. Он что – дразнит меня? Но тут он перестал смеяться, и на лице появилось выражение восхищения. – Неудивительно. – Палец его коснулся моей скулы. Он наклонился ближе и заговорил тише: – Она очень-очень красивая. – Произнесено это было с очень серьезным видом.

Мое изумление его дерзостью наконец рассеялось.

– А он очень-очень красноречивый.

– Красноречивый, – повторил Данте. – Мне нравится это слово. Можно мне будет им пользоваться? – Он снова откинулся назад с кривой ухмылкой. И моего ответа ждать не стал. – Нам надо как-нибудь погулять вместе. Думаю, ты хорошо ладишь со словами. А я люблю коллекционировать их. Я знаю не очень много интересных фразочек на английском. Научишь? – Он выжидающе посмотрел на меня.

Мы с Данте обменивались репликами и смеялись так, словно, кроме нас, на лодке никого не было. Он не походил ни на одного из моих знакомых, и ему удалось очаровать меня. Кровь моя бурлила, хотя я попивала ледяной чай. Правда, с каким-то алкоголем. Потом банка опустела, и ее сменила другая, тоже запотевшая.

– Ты родился в Венеции? – поинтересовалась я, вспоминая слова Джакопо, что в этой компании местных раз-два и обчелся.

– Да. Нас таких на лодке двое – я и Феди. Я знаю всех, кого стоит знать в Венеции. Моя семья живет здесь уже сотни лет.

– Так у вас длинная история. А огромное родословное древо висит у вас дома в передней? – Историю своей семьи я знала только до прадедов со стороны отца. Они эмигрировали из Ирландии во время Великого голода, и им пришлось сменить свою фамилию на более английскую по звучанию – с О’Кэгни на Кэгни. Что же до материнской линии, то матушкины предки, вполне вероятно, были конокрадами.

Он отрывисто хохотнул.

– Они у отца по всему дому. У нас в библиотеке есть целые полки с книгами, посвященными истории рода. Мои предки в числе самых знатных семей, основавших Великий совет – венецианскую форму правления. Венеция была очень богатой и относительно мирной республикой шестьсот лет в том числе и благодаря моей семье.

– А как же дож? – поинтересовалась я. – У него был весьма пафосный дворец, весь из розового и белого мрамора. Уверен, что вы с ним не родственники? – поддразнила я, потянув за край его розового, как зефир, рукава.

– В моей семье было несколько дожей, – усмехнулся он, и глаза его сверкнули из-под бровей.

– Разве дож не обладал всей полнотой власти?