Мой брат прав. Мы могли бы сделать это в два раза быстрее.

Когда Дом возвращается с новой царапиной на лице и все заканчивают трапезу, группа раскладывает свои спальные мешки неровным кругом вокруг костра. Каролетта ловит мой взгляд и делает знак, чтобы отвести несчастье, всегда стремясь показать свою затаенную горечь, в то время как Уэслин достает из рюкзака черную книгу, чтобы почитать при мягком свете пламени. Энслей наблюдает за Нейтаном, а Нейтан наблюдает за Уэслином, и внезапно я не могу вынести мысли о том, чтобы лежать так близко к незнакомым людям.

– Я буду дежурить первой, – объявляю я, хмурясь, когда все смотрят на Уэслина в поисках одобрения.

Уэслин коротко изучает меня, словно взвешивая шансы, что я убью его во сне, затем кивает и возвращается к своей книге. Прежде чем кто-нибудь успеет возразить, я хватаю ломтик хлеба, встаю на ноги и занимаю свой пост у дерева на краю опушки, обдумывая предстоящее путешествие.

Я знала, что Уэслин был другого поля ягода, но, понаблюдав за его движениями сегодня вечером, я без труда поверила, что он не ступал сюда годами. Это не сулит ничего хорошего для наших шансов в Долине, ориентироваться в которой гораздо сложнее, чем здесь. Мое сердце начинает учащенно биться, когда образы приближаются: пряди плюща, которые обвиваются вокруг шеи жертвы, игриво сжимаются – пока не раздавят; клумба из трубчатых цветов с красно-фиолетовыми прожилками, заманивающих животных своим тошнотворным запахом и отправляющих их в бесконечный сон. «Для Финли, – я напоминаю сама себе, пытаясь контролировать сжимающееся горло. – Мы делаем это для Финли».

Рядом со мной появляется мой брат, и воспоминания неохотно отступают.

– Держи, – говорит он, подходя ближе и протягивая яблоко. У нас в рюкзаках одинаковое количество еды, и все же он предлагает мне свое.

Я улыбаюсь и размахиваю перед ним хлебом.

– У меня есть свой собственный, помнишь?

Немного погодя он кивает и откусывает немного. Мы замолкаем, глядя на деревья, их очертания постепенно становятся неотличимыми от окружающей темноты. Для большинства жителей Роанина этот лес – место, где рождаются сказки на ночь. Они боятся теней, более глубоких, чем ночь. Но мы привыкли к более диким уголкам мира, и для меня эта темнота привычна. Такая мягкая и теплая. В нескольких шагах позади нас раздается шорох, когда наши спутники устраиваются на ночлег.

– Ты так и не ответила на мой вопрос, – бормочет Элос через некоторое время. – Насчет Финли.

Я хотела бы дольше скрывать от него правду, но я знаю, что чувство вины будет только продолжать грызть меня, если я этого не сделаю.

– Есть кое-что, что я должна тебе сказать.

Он прислоняется спиной к ближайшему стволу. Ждет.

– Финли сказал мне, что твое изгнание из замка было его делом. Не короля Жерара.

Света остается ровно столько, чтобы я увидела, как у Элоса отвисла челюсть.

– Что?

– Он – причина, по которой его семья больше не пускает тебя. – Мой голос едва ли громче шепота, чтобы Уэслин не подслушивал. – Он также… он просил передать что ответ «нет» и что ты должен понять, почему.

– Он сам тебе это сказал?

Я редко слышала, чтобы Элос звучал так сердито, и я нахожу, что это ничуть не меньше похоже на острые, как лезвие, рога, которые он вырезал перед нашим отъездом. Мое мужество колеблется.

– Почему он держит тебя подальше, брат?

Он швыряет огрызок яблока в мрачный лес и отходит в сторону, закидывая руки за голову.

– Вы поссорились или что-то в этом роде?

Я не уверена, когда это вообще могло произойти, учитывая изгнание Элоса из замка и тот факт, что он и Финли никогда не спорили до этого. Я бы знала, потому что он никогда не посещал территорию без моего присутствия. Может быть, только раз.