– Мне не хочется купаться… – На самом деле мне хотелось блевать.

Мы шли в тишине до пляжа, где вдоль среза воды были разбросаны огромные валуны, будто какой-то великан давным-давно играл здесь «в шарики», а потом забыл о них. Аими, задрав юбки повыше – у нее красивые длинные бледные ноги, – забралась на один из самых больших валунов. Я, и младше, и куда меньше ростом, полезла следом за ней. Мы сели на нагретый солнцем камень. Аими принялась раздирать длинные листья осоки на тонкие зеленые ниточки.

– Раньше ты ненавидела Тоши, – сестра смотрела на меня своими зелеными, как мох, глазами.

– Ты ошибаешься, – ответила я. – Он был озорным и ужасно надоедливым, но я никогда не испытывала к нему ненависти. И он уже не тот маленький мальчик.

– Верно, не тот, – сестра подняла брови и лукаво посмотрела на меня, явно на что-то намекая. Такова уж моя Аими. Все, что она говорила, всегда означало больше, чем сами произнесенные слова. Недосказанность была ее отличительной чертой.

Я легонько шлепнула ее по ноге и дернула уголком рта – хотела улыбнуться, но помешало волнение.

– Ты не единственная в нашей деревне, кто заметил, как изменился Тоши, – произнесла она. – Есть много девушек, которым он нравится, девушек, которые провели последние несколько лет, не игнорируя его, как ты, – таким образом Аими пыталась вложить в мою голову какую-то мысль, которая не пришла бы туда сама по себе.

– Кто, например? – резко спросила я. В тот памятный день, когда мы с Тоши обнимались на утесе, я была уверена, что чувства наши взаимны. Однако теперь у меня начали закрадываться сомнения.

Аими наклонила голову и пристально посмотрела на меня, не отвечая. Ее брови стали медленно подниматься.

– Ты? – я удивленно моргнула. – Но ведь ты никогда не говорила об этом.

– У самых достойных мужчин нашей деревни темные души. У всех, кроме Тоши и его отца. Они единственные хорошие, – ответила она, пожимая плечами.

– У всех? – я даже вздрогнула от удивления. – Не может быть! – Перед моим внутренним взором пронеслись лица молодых неженатых мужчин. В первую очередь на ум приходили самые симпатичные, сильные и с хорошими зубами парни. – А что насчет Мицуо, Соичи и Ёдзи?

– Мицуо эмоционально развит не лучше жука, Соичи – извращенец и лжец, а о Ёдзи я и слышать не хочу. Он помешанный на деньгах негодяй. Он с удовольствием наступил бы на лицо собственной бабушке, если бы это принесло ему расположение его богатого дяди.

От ее убежденности меня передернуло.

– Откуда ты все это знаешь?

– Сестренка, я – создание эфира. Я могу заглянуть в их сердца и увидеть пожирающую его гниль, – со смешком ответила она.

– Я тоже создание эфира. Почему я этого не вижу?

– И ты увидишь, – кивнула она, бросая распотрошенные листья осоки в волны и усаживаясь по-турецки. – Нужно немного подождать.

– И ты можешь заглянуть в сердце Тоши?

– Могу, – сказала Аими, пристально глядя на меня.

– И какое оно, его сердце?

– Сердце Тоши – это редкая белая жемчужина, – ответила она, – которая переливается всеми цветами радуги. Свет льется из эфира и преломляется в нем, словно в драгоценном кристалле. – Всякий раз, когда Аими принималась излагать свои видения подобным образом, я пристально смотрела на нее, пытаясь понять, поддразнивает она меня или говорит искренне. – Есть только одно сердце, которое прекраснее, чем его.

– Чье же?

– Твое, – сказала она, устремив на меня немигающие лисьи глаза и расцветая кривой лисьей улыбкой.

– Это не смешно. Если тебе нравился Тоши, почему ты никогда ничего мне об этом не говорила? – поинтересовалась я, толкая сестру в плечо.