Мама часто пыталась пошевелить ногами или перевернуться, но при каждом движении она стонала. Я говорила ей на ухо: «Мамочка, потерпи, всё пройдёт. Он больше тебя не тронет, я не дам ему издеваться над тобой», но она стонала и лежала, не открывая глаз. Я смотрела на неё так, словно прощалась с ней, ещё тогда я не знала, что вижу свою маму в последний раз…


Для меня самым страшным временем был вечер. Ведь именно к вечеру мог прийти снова мой отец. Всё своё детство я помню его только раз, когда он был папой, он был один только раз на моей памяти трезвым, всё остальное время пил и издевался над мамой.


Вот и наступил тот вечер, последний, как выяснилось позже, когда я видела свою маму живой.


Увидев отца, который был сильно пьян и шёл по дороге в белой рубашке в мелкую полоску, местами испачканной грязью, я выбежала из дома и обежала его со стороны огорода. Там было небольшое окно в комнату, где оставалась моя мама.


Как только он вошёл в дом, я вспомнила слова бабушки и, не раздумывая, побежала к дедушке Грише и бабушке Маше. Я стучала в железные ворота и звала на помощь, надеясь, что меня услышат и помогут. Меня действительно услышали, потому что в доме загорелся свет, но ворота мне не открыли, как бы я ни умоляла.


Не дождавшись ответа, я снова побежала к своему дому, боясь, что отец может убить маму.


Когда я подбежала к дому, то услышала грохот посуды, крики и страшный голос отца, который с ненавистью унижал маму и, похоже, бил её. Крики матери были отчётливо слышны, и я посмотрела в надежде, что бабушка Маша или дедушка Гриша всё-таки придут на помощь, но их не было.


Я увидела, как через забор смотрит бабушка – мать отца, но она ничего не делала.


Детская обида и злость маленькой девочки кипели внутри меня. Я обежала дом со стороны огорода и осторожно заглянула в окно, боясь, что отец заметит меня. Но он был занят матерью, и то, что я увидела, повергло меня в ужас и вызвало ещё большую злость!


Он сидел рядом с матерью на кровати и давал ей пощёчины, одну за другой, словно играя с куклой… Потом он схватил её за красивые чёрные волосы и стащил на пол. Мама пыталась подняться и отползти от него, но он, словно хищник, глумился над своей жертвой.


Мои слёзы текли ручьём, я стучала в окно, уже не боясь, что он меня увидит. Моя душа уходила в неизвестность, а дрожь и озноб смешались в одно. Я не помню, сколько прошло времени, но, вероятно, была уже глубокая ночь.


Я не смогла сдержаться и, не думая о том, что может сделать отец, бросилась в дом. Вбежав внутрь, я закричала: «Не трогай мою маму!» – и набросилась на отца. Мама лежала на полу вся в синяках, её волосы были спутаны, как стог сена. Я с болью и жалостью смотрела на неё. Я колотила отца по груди, но он был словно железный. Он был очень пьян, и мне удалось его повалить, но ненадолго. Он поднялся и сказал: «Маленькая дрянь», – и направился ко мне. Я стояла, дрожа от страха, и смотрела на него со злостью.


Он подошёл ко мне и швырнул меня на кровать, как котёнка. Мы оказались в другой комнате, где стояла печь с поленьями. Я быстро схватила полено и, когда отец повернулся ко мне спиной, запрыгнула на него и ударила со всей силы. Удар, похоже, достиг цели.


Отец в гневе ударил меня. Я отлетела в сторону, как мячик, и упала в угол. Он остановился, повернулся к матери и сказал: «Мы с тобой ещё не закончили разговор!» Затем он взял со стола недопитую бутылку и направился к выходу.


Я подползла к маме, она была без сознания, но дышала. Всё её тело было покрыто синяками, а голова кровоточила. Я целовала её, говорила, как сильно люблю и как хочу убить отца. Я ненавидела его всем сердцем и душой, как самого злейшего врага.