Как она орала после того случая с подростками! Грозилась уволить, называла безответственной, безалаберной, и так в несколько заходов за полчаса, как рыба-пила. В итоге Вениаминовна заставила написать Лену объяснительную, а бухгалтерии поручила удержать сумму утраченных пенсий из её зарплаты. И хотя деньги были в общем небольшие, но двухмесячный заработок Лены накрылся медным тазом. Вечером со слезами обиды и стыда она просила в долг у Наташи.

– Гнида эта твоя Вениаминовна, – говорила Наташа. – Одолжу, конечно, о чём говорить. Отдашь, как сможешь. У самой твоей начальницы ни детей ни плетей, вот и злая как собака. Нашла кого обижать, Ленкá моего!

Она обняла растерянную и благодарную подругу и предложила: «А давай на неё порчу наведём! Я это быстро! Поговорю кой с кем, и все её крашеные волосья повыпадывают! Глядишь, и собьём спесь с неё!».

– Что ты! – запротестовала Лена. – Как это можно! Она же несчастная женщина, если разобраться…

– Себя бы пожалела! – возмущалась Наташа. – Ты, я смотрю, у нас больно счастливица! Ну, ладно, но смотри: ещё она тебя так обидит раз, устрою я ей танцы с саблями… А своему скажу, чтобы тебя до Петровского на машине подбрасывал, старайся туда больше ногами не пёхать…

Всё же Наташа – молоток. Прямо не подруга, а круг спасательный.

– Надо тебе, мать, газовый баллончик раздобыть. Пшик – в харю, и всё! – продолжала она рассуждать.

– Ну, куда мне, Наташ, я ещё с перепугу в себя прысну. Ну, в одного попаду, а другие? И куда я потом от них с сумкой сбегу?! «С толстой сумкой на ремне». Да и не смогу я человеку в лицо, в глаза…

– Человеку! В лицо! – передразнивала её подруга. – Кабы человек был с лицом, а то гадёныши тупые, так и придушила бы вот этими руками! Поколение пепси…

Наташа показывала свои руки, сильные, нешуточные. Эти руки не раз отвешивали «по щам» мужу-выпивохе, плюгавенькому типчику абсолютно недеревенской внешности. Как и почему они до сих пор жили вместе – это была одна из загадок мироздания. Может, потому что она продавала в сельмаге продукты, а он их туда привозил из райцентра на уазике, тоже «бывалошном» и глухом, как баба Валя. То есть всегда глох, и достучаться до него – надо было постараться.

Стояло солнечное Вербное воскресенье, Лена накануне срезала несколько веточек, которые теперь пушистились на столе в вазочке. В приоткрытое окно врывался воробьиный гомон, и эти незатейливые птички, казалось бы, серые, сегодня трубили, ликовали, шумели, словно единственный раз им позволили расслабиться, покричать, вволю наворобьиться, прервать свой предначертанный жизненный путь праздничным воплем, который, конечно, мало кто заметит, никто не оценит, но это неважно, неважно, потому что этот крик – самое главное из того, что останется от этих птах. А солнце? Оно впервые за год лизнуло своей атомной энергией землю, и там, под коркой ошпаренного снега, очнулась трава, взбодрилась почва и тоже впервые задумалась, какому растению дать ход, а какое придушить как бесполезный сорняк.

Домашних дел за неделю накопилась уйма: надо было начинать вскапывать огород, натопить баню, постирать бельё, приготовить с Аней уроки на завтра. Полина Ивановна, склонясь над швейной машинкой, пыталась прострочить шов, несмотря на дрожащие руки. Женька ползал по полу и, перевоплощая в своём воображении кусок деревяшки в машину, сосредоточенно двигал её по невидимой дороге и пускал слюни.

Лена вышла за водой до ближайшей колонки. Захлопнув калитку, она с удивлением приметила листок бумаги, выглядывающий из почтового ящика. «Это что же, почтальон здесь я, а тут какое-то послание – мне». Лена поставила вёдра на землю, с легким скрипом открыла рот металлического ящика и достала письмо. Её удивление росло стремительно: это был старый конверт аж времён «Почты СССР», 1980 года с портретом полководца Александра Суворова. На нём выцветшими чернилами были выведены индекс Грибовки и адрес Лены: «Заречная, 28», но никакого штампа, оттиска или печати, которые позволили бы определить почтовое отделение, не было. А в графе «Индекс предприятия связи и адрес отправителя» значилось: «В/ч 1941, Николай Парамонов, до востребования».