На дороге остановилась женщина лет пятидесяти пяти, по-видимому, местная, в руках у неё были вёдра, она смотрела на Короедова и, не решаясь спуститься к роднику, что-то ждала.

– Сынок, ты пей, я подожду, – сказала она, заметив, что Семён её увидел, и поправила на голове платок.

– А почему надо ждать? Вы проходите, я – всё, – удивлённо отозвался Семён, а сам подумал: «Дело к сороковнику идёт, а для кого-то всё равно ещё «сынок». Приятно, когда случаются такие «рецидивы молодости».

– Ну как же, чать, у меня вёдры-ти пустые. Примета такая: баба с пустыми вёдрами навстречь – нехорошо, – объяснила местная.

– Да мне как-то поф… ну, в смысле не верю я особо в приметы, ничего страшного, проходите, – сказал Семён.

Женщина подошла и стала набирать воду.

– А ты, я смотрю, нездешний, – сказала она.

– Да вот, по делам здесь, проездом. Точнее – проходом, – скаламбурил Семён, а вы не подскажете, где здесь можно телефон зарядить? Позвонить надо, сказать, что задержусь по форсмажорным обстоятельствам. Машина сломалась, а мне сегодня в райцентр попасть надо. Мне бы только розетку найти.

– Телефон… Да хоть у меня можно, – предложила селянка, – если отселева, то второй дом справа. Вот и зарядишь свой форсмажорный. Чать, лектричества из розетки-ти нам не жалко. Меня Евдокией Григорьевной зовут.

– Семён, – представился Короедов.

– А где ж ты, Семён, трудишься?

– В городе, в администрации. Содействую.

– Кому ж ты содействуешь?

– Содействую я, как это сказать… В общем, содействую деятельности департамента по развитию, – с иронией и даже невольным оттенком паясничания ответил Семён. – Да вы вёдра давайте, помогу поднести…

Евдокия Григорьевна с неохотой рассталась с вёдрами, внимательно посмотрела на Короедова.

– Ну, вот и поглядишь как раз, какое тут у нас развитие… Развивамся, индаль плакать иногда охота. Работать тут людям негде (женщина сделала ударение – «людЯм»), раньше-ти ферма была, я там дояркой раньше, потом всё хозяйство разорили, колхоз разграбили. Мужиков у нас в Погребах нет почти, все на заработки разъехались. Да и с заработков не все возвращаются. Школу недавно закрыли, ребятишков в селе не осталось. Хлеб, продукты в сельпо вот завозют, спасибо. Я вот на пенсию недавно вышла, пенсию получаю. Огород есть, слава Богу. Корову держу. Сейчас у нас в селе скотины не осталось, а я вот держу. Привыкла я к коровам, не могу без них. По хозяйству одно, другое, так и день проходит. А если захвораю, так дочка у меня, Катерина, она лечит. Не врач, а лечит…

«На самом деле жизнь тут жуткая, – подумал Семён, таща вёдра, которые с каждым шагом становились всё тяжелее, – развлечься нечем, Интернета наверняка нет, была бы ещё здесь вообще мобильная связь, а то зря вёдра тащу и сам сюда зря тащусь… Топят дровами, их ещё нарубить надо, еда хоть и натуральная, за неё ещё погорбатиться придётся. Сортиры во дворе вонючие, с мухами летом, а зимой в них тоже не кайф. А мы ещё в городе на жизнь жалуемся, ноем. Как говорится, расскажи шахтёру, как ты устал на работе в офисе. Другими словами, расскажи деревенскому, как ты задолбался… Кстати, с этими вёдрами я точно задолбался. Они-то здесь привычные, выносливые, я давно ничего тяжелее ручки не держал. Пальцы всё больше к клавиатуре приучены, чем к лопате…».

Они открыли калитку и вошли в дом. Семён наконец-то поставил воду на пол в сенях (он подумал, что это сени), разулся, прошёлся по холодному полу в комнату, оглядел нехитрую обстановку. Там была настоящая русская печка, и хотя хозяева готовили на электроплите, печь, очевидно, грела дом зимой. Малые Погребы ещё не были осчастливлены газом. Стол, кровать, старая икона в углу. Бедно, но чисто.