Роуз еще раз попыталась пошевелить забинтованной рукой, но резкая боль остановила ее. Было трудно дышать глубоко, ребра тоже были плотно забинтованы.

Она смутно помнила вчерашнюю ночь. Какие-то люди поднимали ее с земли, что-то говорили, кто-то громко ругался. Ей было очень больно и она теряла сознание несколько раз. И как она могла так глупо поступить? Говорят, что чувства к противоположному полу не дают логически мыслить и влюбленные постоянно совершают глупые поступки. Но разве она влюблена? Это всего лишь небольшое увлечение – отдушина в непростое для нее время.

Пока она копалась в своих мыслях, дверь в палату распахнулась, и зашел Адам. Нет, даже не зашел, а заскочил. Мелкие кудряшки подпрыгивали в воздухе. Темные глаза тут же посмотрели в лицо Роуз. Брови насупились. В руках Адам держал большой стакан с кофе без крышечки. И как он только не разлился от суетливых холерических движений ее дяди?

– Наконец-то ты очнулась, – начал тот с недовольной ноткой в голосе. – Я тут уже больше двух часов. И что ты только себе позволяешь, Роуз? Ты всех напугала. Врач думает, что ты хотела покончить с собой.

– Ничего подобного, – ответила Роуз на последнее высказывание дяди. – Я не могла выйти из дома…

– И решила выйти в окно, – закончил Адам, метая искры из глаз и активно жестикулируя. Часть кофе тут же оказалась на полу. – Ты меня с ума сведешь. Твоя мама меня убьет.

– Не беспокойся за мою маму, – пробубнила Роуз, кутаясь в одеяла по самый нос. – Неизвестно, когда она прилетит.

– Вообще-то, – Адам принялся вытирать пол салфеткой, – твоя мама прилетает завтра. А твои ребра вряд ли срастутся за один вечер. Хорошо хоть руку не сломала, а всего-то вывихнула. Так что, придется придумать правдоподобную историю, каким образом ты смогла их сломать под моим пристальным присмотром.

– А если бы случился пожар? – спросила Роуз, игнорируя высказывание Адама. – Как бы тогда я выбиралась из дома?

– Прости, – шумно выдохнул Адам. – Наверное, из меня родственник никудышный. Да и своих детей я вряд ли заведу. Куда уж мне. Я вольный художник, думающий только о себе.

– И к чему такие откровения? – поморщилась девушка.

– Не обращай внимания, я репетирую речь перед твоей мамой.

– А прощения ты тоже не у меня просил?

Адам ничего не ответил, а лишь снова шумно вздохнул, присаживаясь в кресло рядом с больничной койкой Роуз. Он немного помолчал, почесал макушку и продолжил:

– Ладно, скажем, что ты не убрала свои вещи, споткнулась о них и упала с лестницы.

– Гениально, – протянула Роуз, накрываясь простыней с головой, лишь бы не видеть Адама. Скорей бы он ушел, думала девушка.

– А-то, – отозвался Адам. – А теперь мне пора на занятия. Скажу медсестре, чтобы заглянула к тебе, Зи-зи.

– Пока, пока, – процедила Роуз, не вылезая из-под тонкой простыни.

Она увидела только, как темный силуэт молниеносно покинул ее палату. Адама и след простыл, а с ним исчез и аромат горячего напитка. Сейчас бы Роуз не отказалась от кофе, хоть и плохо его переносила. Обычно у нее начиналась сумасшедшая тахикардия и все вокруг плыло в глазах, но вкус кофе она просто обожала. Раньше папа исподтишка поил ее капучино, добавляя огромное количество молока. С тех пор Роуз его не пила, а если кто-то пытался угостить ее, то реагировала очень резко. Нет, это была лишь прерогатива ее отца.

Она высунула голову из-под укрытия и закрыла глаза, снова вспомнив его лицо – добрые голубые глаза, большой нос, толстые губы и много-много морщинок. Говорят, что у людей, которые часто улыбаются, очень много морщин, но это не портит их. Наоборот, морщинки – точно лучики солнца.