«Май. Гроза» Объявила конферансье. Если, при исполнении первых пьес, он слышал только струны рояля, то после «Грозы» он ничего не слышал ничего не понимал. Он, внешне здоровый, внешне успешный, видел свой последний день. Гроза, гром, накрыли его. Крушение звучало в нём. Из зала, он вышел отделённый от тела. Сознание вернулось на крыше последнего этажа строящейся высотки. Некая сила, против его воли, не воли, а остатка чувства самосохранения, подталкивала сзади, приподнимала и толкала к краю. Незнакомый женский голос, кого-то напоминающий голос, возник в нём, пробился к сознанию. Мышцы обмякли, он сел у края. Сидел долго, не замечая шума улицы, не замечая наступавшего вечера. Затем, достал железный рублёвик, пошевелил губами, посмотрел на секундную стрелку и в момент начала нового круга бросил вниз. Монета кувыркаясь, летела вниз бесконечно долго, отскочила, и потерялась в сумерках. Он глянул на часы, стрелка, не успевшая отделиться от центра, дрогнула и побежала по кругу, побежала с прежней скоростью. Он поднялся, медленно обошёл крышу дома и лёг в средине, на кучу утеплителя, над ним, стрела крана разделила небосвод на двое. Появившиеся звёзды двигались, доходили до стрелы и моргнув, исчезали за ней, затем появлялись с другой стороны – он узнавал их, они вновь подмигивали и ни сколько не заторопившись, уходили, а новые, скрывались под стрелой. Незаметно рассвело. С восходом, вернувшись домой достал календарик, обвёл наступивший день и на обратной стороне написал «Никогда» и положил в карман. Календарик он назначил талисманом.

Много позднее, найдя диск произведений П.И.Чайковского и не единожды прослушав, он не услышал Грозы – потрясения не было, был только гром. В училище искусств, кто-то заменил «Белые ночи» «Грозой», а кто-то другой, его впервые услышавшего рояль, заставил сосредоточиться?

Надписав в календаре «Никогда» он следом, написал заявление на отпуск без содержания, отвёз его в контору и уехал в Райцентр. Остановился в гостинице, в которой после гранёного стакана, выплеснул своё зло на две страницы. За время отпуска Кешка на автобусах, а большей частью попутками объехал район, побывал и в соседних – он искал Любашу, искал общих знакомых. Те, кто знал её молчали, или говорили «Здесь вышла замуж и сразу уехала. Нет, больше не видели. Нет, не писала и не пишет». Говорили не глядя в глаза.

Отпуск заканчивался. Перед возвращением в город, в попытке оказаться во времени единства с самим собой, он вернулся в деревню к «невзрачному домику». От него, через лес прошёл к речке, к ложку, где в стороне от людских глаз купались они с Любой. Лёд, прибывающей водой оторвало от берегов и он, не успев растаять, повторяя изгибы русла речки темнел меж деревьев. Енокентий разделся, развесил одежду, бельё, осторожно зашёл в воду, нырнув, достиг противоположного берега и развернувшись вернулся назад, выскочил, спешно оделся и бегом, толи изгоняя озноб, или спеша к чему-то обозначившемуся в нём, заторопился назад, в город.

Придя на работу, поделился желанием оказаться на краю земли – уехать во тьму тараканью. Через какое-то время, друг предложил плыть по Оби, посетовав на состояние Палины «Допрыгаешься – в ответ – Готов и сегодня – Она многим интересна – Буду рад». Осознал же своё «Рад» после увиденных складок на одеяле. Осознал после увиденных под тем одеялом его, своего друга и жены.

Через сутки после видения, Енокентий, отказавшись от второй половины путешествия, сошёл в областном центре. Он решил возвращаться поездом. Нет, он не спешил расследовать, не думал и меры принимать. Если к вечеру после увиденного, он был в эйфории от свободы, от радости жизни, то возвратился в город, более уставшим, чем уезжал – аморфность и безразличие овладели им. По окончанию отпуска, он работал ещё какое-то время на старом месте, но к нему сменилось отношение – в нём видели безнадёжно больного, которого скоро, возможно, уже завтра не станет рядом с ними. Его боялись задеть словом. Он встретился и со своим другом, но стоял перед ним другой человек: он похлопал по плечу, спросил и сам же ответил «Всё будет хорошо» ответил, ускользая от прямого взгляда, ответил тому, которого можно бы и не заметить, но прежние отношения обязывали.