– Дай сюда эту штуку! Смотри, как надо! – не успел несчастный артист и дёрнуться, а Олег Ярославович уже выхватил у того погасший факел и какую-то жидкость.

– Что это у нас? – пробормотал мужчина, рассматривая горючее через стекло. – Явно ничего интересного! – он отбросил бутыль в сторону. – Дайте-ка мне…

Лихоборов старший пробежался взглядом по столу, быстро взял графин с настойкой и сделал большой глоток. Сразу после дунул на огромную свечу в своих руках – разумеется, ничего не произошло. Нет, произошло: Олежа выкатил глаза и захрипел, задыхаясь – наверное, подавился. Уже который раз за вечер все впали в лёгкую панику. Елизавета взволнованно приподнялась с альтруистичным намерением помочь, но всё те же пальцы остановили её.

– Говорю же, не бойся, – насмешливо произнёс голос. – Это всё часть спектакля.

– Вот твой хозяин юморист! – повторила девушка.

– Ты помнишь? Встретимся через десять минут…

Блондинка нетерпеливо кивнула и снова повернулась к представлению. Похоже, великий актёр так вжился в роль, умирая на сцене мнимой смертью, кашляя и синея, что чуть не довёл до настоящего инфаркта особо впечатлительных женщин. Наконец пришла пора развязки: он выгнулся назад, отбросил ненужный факел, и вдруг пламя изверглось из его открытого рта. На этот раз никаких фокусов, никаких иллюзий, никаких обманов. Огонь фонтаном поднимался вверх, разбрызгивался во все стороны, сверкал. Его не сравнить с искоркой, что произвёл обычный артист. Действительно, теперь понятно, чего не доставало хозяину. Все замерли в благоговейном восхищении и страхе – вот она, Жизнь, точнее, всего лишь маленькая её часть, а сила… Даже в человеке ей мало места, она выплёскивается, требует выхода. Средняя Заболоцкая засмотрелась на раскалившиеся с красными венами щёки Олега, на его порыжевшие, словно залитые раскалённым золотом глаза. Тепло. Ему всегда тепло и никогда не холодно. Он всегда ощущает себя наполненным и никогда опустошённым. А Лизавета мёрзнет, даже сейчас. Неожиданно для себя в голове мелькнула мысль, что она до безумия желает получить хоть сотую долю горячей чудо-энергии. На секунду колдун прервался, запрокинул голову и выплюнул вверх сноп рыжих искр. Когда комната вновь погрузилась в сумрак, Лиза с максимальной бесшумностью, на которую сейчас была способна, встала из-за стола, но тотчас же замерла, схваченная Николаем за запястье.

– Ты куда?

– Эммм… Носик припудрить, – и в довершение ко всему тихонько икнула.

Отец грустно вздохнул и нехотя выпустил руку дочери. Та быстро юркнула в коридор. Пройдя несколько метров прямо, она заметила неприметную дверь слева от себя, осторожно дёрнула ручку – разумеется, открыта – и вошла в комнату. Внутри тоже оказалось довольно темно, но всё же девочка легко различила человека, стоящего к ней спиной у противоположной стены. Елизавета на цыпочках подкралась к нему, благодаря мягким коврам абсолютно бесшумно, и зловещим шёпотом завыла:

– Вот как ты отрабатываешь своё жалование, девчонка!

Рыжая юная официантка подскочила на месте и с гримасой раскаяния обернулась. Её брови от возмущения взлетели вверх.

– Ах, ты!..

Лизавета громко засмеялась, и девочка с силой зажала ей рот.

– Тихо! – она боязливо выглянула, подбежала к дверям и закрыла их. – Иначе мне по-настоящему влетит… И всё же дура ты редкостная!

Лиза в ответ снова хохотнула.

– Подожди, – официантка подозрительно подошла к подруге и осмотрела её, – у тебя глаза словно залитые. М-да, мой старший товарищ так нахваливал Лихоборовскую настойку, говорил, чудо, как хороша. Но мне никак не удавалось её попробовать. И как, действительно, амброзия?