– Я пою, любимая, – отвечал ей Орфей, – о Красоте, и пою свои песни для всех. Но я не могу петь их тебе: как же я могу петь тебе о тебе самой? Когда ты рядом, я не могу петь, потому что сам весь превращаюсь в слух, чтобы слушать тебя.

– Возлюбленный мой, – продолжала спрашивать Эвридика, – почему тебя так долго не было? И почему на твоем лице следы слёз?

– Когда судьба разлучила нас с тобою, любимая, я не знал покоя. Я долго искал тебя, но не мог найти. Я молил богов, чтобы они вернули мне тебя, они дали мне надежду, но затем забрали её. И тогда, когда я потерял надежду, я горько заплакал. И плакал я долго и безутешно. И плач мой был молитвой. Я молил богов, чтобы они превратили меня в ночное небо, на которое ты смотришь перед сном, чтобы я мог мириадами очей-звёзд смотреть на тебя. Я молил богов, чтобы они превратили меня в землю, по которой ты ходишь и на которую ты ложишься отдохнуть, когда устаешь во время прогулки, чтобы я мог чувствовать твои прикосновения. Я молил богов, чтобы они превратили меня в море, в котором ты купаешься каждый день, чтобы я мог всегда обнимать тебя так, как обнимают тебя его воды. Я молил богов, чтобы они превратили меня в лёгкий ветер, чтобы я мог всегда целовать тебя, так, как он целует тебя.

Эвридика улыбнулась Орфею, и они вновь замолчали, и вновь молча, полные счастья, глядели они друг на друга, потому что знали, что они больше никогда не расстанутся, ибо их окружала вечность.