– Садись, кому говорю, довезу до почты!

Волоха сел. Ирма с места дала газ – она летела так, что Волоха покаялся, что согласился, летела не к почте, а к своему дому.

Торнадой Ирма ворвалась в открытые настежь ворота собственного двора, так что сидящий на траве мужчина едва успел перевалиться на сторону, а двое других также дрогнули сердцем. То были, в первую очередь муж Ирмы – Серёга, сосед Тимофей и приезжий из соседнего селения Сахар – давний корифан Серёги – Сашка Буев. Все трое сидели вокруг скатерти-самобранки, на которой были стаканы, кружки, грудка солёных окуней и больше ничего.

– Ты что, ошалела! – мрачно процедил Серёга, согнав с лица неизменную для него снисходительную улыбку-ухмылку.

Ирма, сделав губы, выдохнула себе на лоб и рассмеялась.

– Серый, где закуска!

Сосед Тимофей поплёлся к сливной бочке и стал мочить голову, черпая крышкой от эмалированного чайника; и из неё же пил воду: «Горит в натуре…». Сахар, то есть Сашка Буев, со знанием дела советовал ему не пить воду, иначе будет тошнить. «А…» – убито махнул рукой Тимофей, скользнув взглядом по сумке, из которой Ирма доставала литровую пластиковую бутылку.

Спирт развели в трёхлитровой банке и молча наблюдали, как он с трудом приобретал прозрачность.

Волоха недоумевал, зачем он тут оказался, порывался уйти, но каждый раз Ирма хватала его за рукав, пока в конце концов не усадила рядом.

Подавали и ему. Отродясь Волоха не принимал этой мерзости ни в виде слабого вина, ни тем более в виде спирта сомнительного качества. И хотя Ирма знала это, на деревне всё известно, но не отказалась в попытке совратить Волоху.

– Серый, угости человека чаем, – наконец обратилась она к своему мужу повелительно.

Серый послушно пошёл в зимовье, где топилась печь, заварил свежий чай и скоро вернулся с чайником в руке.

– Один чай несёт, – укоризненно констатировала Ирма. – Хоть бы сахар захватил!

– Я тебе что – лакей? Неси сама! Расселась тут с мужиками! – спокойно парировал Серый. – Сахар… он у тебя есть, сахар-то?

Волоха понимал, что начинается обыкновенная пьяная перебранка, поднялся, чтобы уйти, но Ирма снова удержала его за рукав.

– Сиди, Володя. Не обращай на него внимания!

Она, покачнувшись, поднялась, принесла сахар на донышке вазочки , надо полагать, последний, пол-литровую банку сметаны.

– Они, женщины, такие, знаешь… – зудил в то время оживший Тимофей теперь уже ставшему и ему корифаном Сахару. – Чуть покрепче прижал – считай, твоя…

Этот Тимофей не мог произнести ни единого слова без сопровождения жестами рук, и в данный момент он изобразил объятия.

– Чем долги делать – лучше бы сахар купил! – Ирма снова насела на мужа. – Или занялся бы своим сыном – у него два прибавить два получается пять. У тебя у самого два прибавить три будет три! Говорил, что должен Пингвину за две бутылки, да на Троицу одну брал. Три будет! Да? Между прочим, я спросила у Пингвина, он говорит, ты кроме этого брал две бутылки и должен ему за пять! Опять со своей Машутой в кустах пил, да?

– Я тебе врежу, – промолвил Серый значительно.

– Только и умеешь, что врезать. Мало каши ел! – не унималась Ирма – Сыну надеть нечего, а ты спирт берёшь в долг, да с Машутой в кустах…

Серый не спеша выбрал из грудки окуней одного покрупнее и неожиданно врезал. В размахе он зацепился за жестикулирующего Тимофея и, таким образом, рыба чпокнулась в щёку Волохе.

Ирма негодовала.

– Сейчас же извинись перед человеком, кому говорю!

Серый не извинился, но выразил сожаление, что не попал в цель.

– Размахался этот руками. – Неприязненно покосился он на Тимофея.

Ирма вымахнула платочек и стала вытирать Волохе щеку, но тот смешался и, перехватив его, вытерся сам. Ошеломлённый случившимся, не считая возможным оставаться в компании долее, несмотря на горячие протесты Ирмы, он быстро удалился.