Джадсон остался доволен реакцией Троцкого. «Троцкий оказался очень отзывчивым человеком, – писал Джадсон в своем официальном телеграфном отчете военному министерству. – Он намекнул, что советские принципы и стремление к миру предоставляют ему широкую свободу действий в переговорах о перемирии, и заявил о своей радости узнать, если я телеграфирую в Соединенные Штаты о его „соблюдении интересов союзников России и их защите“; далее он заявил, что поднятые мной вопросы ему понравились и он сам уже ими задавался, поэтому переговорщикам будут даны соответствующие инструкции» (из телеграммы в военное министерство от 1 декабря 1917 г.; Фрэнсис проинформировал Лансинга об этой телеграмме, в Госдепартаменте ее копию не получили, текст стал известен в 1930 г.).

На следующее утро в петроградских газетах появилась заметка Троцкого об этой встрече: «Вчера, 18 ноября [1 декабря], генерал Джадсон, глава американской военной миссии, посетил товарища Троцкого в Смольном. Генерал с самого начала дал ясно понять, что в настоящее время не имеет права говорить от имени американского правительства, поскольку советское правительство им еще не признано, но он пришел для того, чтобы завязать отношения, объяснить определенные обстоятельства и прояснить некоторые недоразумения. Генерал Джадсон поинтересовался, намерено ли новое правительство прекратить войну совместно с союзниками, которые, по словам генерала, вряд ли смогут принять участие в мирных переговорах 19 ноября [2 декабря]. Товарищ Троцкий кратко объяснил генералу политику советского правительства в отношении борьбы за всеобщий мир. Главным обстоятельством, подчеркнутым народным комиссаром иностранных дел, станет полная гласность всех будущих переговоров. Союзники смогут следить за каждым этапом развития мирных отношений и, следовательно, иметь возможность присоединиться к ним на любом более позднем этапе. Генерал Джадсон попросил разрешения передать ответ своему правительству и в заключение сказал: „Время протестов и угроз в адрес советского правительства прошло, если такое время действительно когда-либо было“».

Следует отметить, что в этом публичном заявлении Троцкий не упомянул о главной цели визита и ухитрился изобразить замечания Джадсона таким образом, чтобы создать впечатление сожаления генерала за записку Керту и ее отзыв. Эта неточность не обеспокоила генерала. Как он отметил в своем дневнике, «…заявление Троцкого оказалось менее искаженным, чем я ожидал, однако я настойчиво убеждал, как только мог, никому не комментировать это несоответствие» (Рукописи Джадсона, из дневниковой записи от 2 декабря 1917 г.).

Отнюдь не отчаявшись в своей надежде оказать полезное влияние на советские власти, Джадсон воспользовался случаем в тот же день, чтобы отправить телеграмму Керту с инструкцией возвращаться в Петроград. По его мнению, изложенному в дневниковых записях, присутствие Керта в полевом штабе раздражало большевиков и осложняло его собственные отношения с Советами.

Заявления генерала Троцкому о переброске войск имели мало практического эффекта, поскольку фактически она началась еще до большевистской революции. В своем дневнике генерал Гофман рассказывал, что причина, по которой его войска не продвигались вперед в сентябре после взятия Риги и не перешли затем к взятию Петрограда, заключалась в том, что Людендорф[26] при всей своей воле больше не мог допустить недостаток войск на Западном фронте и в Австрии. Троцкий не обманул Джадсона, и большевики действительно поднимали этот вопрос на переговорах о перемирии – причем довольно энергично, – но немцы, полные решимости перебросить на Западный фронт столько войск, сколько они сочтут практически возможным, настаивали на формуле, которая фактически оставляла им полную свободу действий. Генерал Гофман, который вел переговоры от имени немецкой стороны, отмечал в своих мемуарах: «Русские придавали большое значение тому, чтобы прижать к Восточному фронту расквартированные там немецкие войска и помешать их переброске на Западный фронт. Нам было нелегко удовлетворить это требование. Еще до начала переговоров в Брест-Литовске был издан приказ о передислокации на запад основных сил Восточной армии. Поэтому я мог бы без труда признать перед русскими, что во время предполагаемого перемирия не произойдет никаких немецких перемещений, за исключением тех, которые уже были осуществлены или начаты».