Я приехал к Чубу и говорю: «Владимир Фёдорович, вы понимаете, что Россия останется без хлеба? Потому что, что бы ни говорили, но как раньше „Ростсельмаш“ своими комбайнами убирал 70 процентов зерна, так он и по сей день убирает 70 процентов. И только 30 процентов – импортными». А он мне в ответ: «Я ничего больше сделать не могу – я получил официальное указание из Москвы завод обанкротить». Я говорю: «Тогда я вынужден включиться, „Ростсельмаш“ банкротить нельзя». […]

Тогда, в 1986 году, «Ростсельмаш» выпустил 87 500 комбайнов «Нива» и около 3000 «Донов». Сейчас «Сельмаш» делает 3000 комбайнов «Вектор», «Акрос», «Торум» и «Дон-680» в год. Для страны это катастрофа, потому что урожай надо убирать за десять дней, а мы убираем за месяц. Под конец уборки там уже зерна в колосьях нет, мы солому молотим – и теряем за счёт этого очень много.

Мы ведь уникальная страна. И уникальность в том, что у нас 120 миллионов гектаров пашни – это 10 процентов мирового запаса чернозёмов. А населения у нас – два процента от мирового. То есть мы должны кормить как минимум пять таких стран, как Россия. А мы 50 процентов продуктов сегодня завозим в страну. Это просто катастрофа! Уровень жизни в сельской местности можно поднять, только поднимая производительность, а это невозможно без развития сельхозмашиностроения.

У нас для сельхозмашиностроения сегодня нет ни одного завода, выпускающего дизельные двигатели, нет производства мостов, комплектующих – это всё очень плохо для ВВП, это потеря квалификации рабочих и станкостроения.

В советское время главными поставщиками для машиностроения были Минавиапром, Минавтопром, Минсудпром, Минсельхозмаш, Миннефтехимпром и ВПК. Сегодня уже возродили ВПК. Крайне необходимо восстановить оставшиеся пять комплексов. Они поднимут отраслевую и заводскую науку».

Мы ещё раз убеждаемся, что недоразвитые ельцинские реформаторы, за которых он стоял горой, сознательно разрушали сельское хозяйство.

Наблюдатели отмечают, что в таких странах, как Индия и Китай, экономический рост способствовал улучшению условий жизни огромного количества людей, исчисляемое сотнями миллионов.

В современной политологии Россию вместе с республиками Средней Азии, Закавказья и Белоруссией относят к категории «гибридных» режимов, которые не являются переходным этапом от диктатуры к демократии, а имеют собственную динамику и специфические свойства. Д.Е.Фурман предпочитает называть такие системы «имитационными демократиями».

Д.Е.Фурман, 2010 г.: «Сейчас прошло 18 лет после падения СССР и коммунистической системы. Это очень большой срок. За это время все те страны, которые действительно переходили к демократии, уже давно к ней перешли. С. Хантингтон писал, что демократия, система, основанная на единых «правилах игры», в рамках которой в соответствии со свободным выбором избирателей происходит чередование победителей и побеждённых, ротация власти может утвердиться, стать для общества нормой, только после двух-трех таких ротаций. Но если мы примем хантингтоновскую точку зрения (а она представляется совершенно бесспорной), то должны будем признать, что большинство постсоветских стран за почти два десятка лет не сделали ещё и первого решающего шага на этом пути.

В ходе нашей политической эволюции возможность мирной конституционной ротации власти не увеличивалась, а уменьшалась, и в настоящее время равна нулю. Логика развития российской и других подобных ей систем – отнюдь не логика постепенного изживания черт, унаследованных от коммунистического прошлого, и приближения к демократической модели общества. Скорее, наоборот, мы можем говорить, что в ходе эволюции этих систем изживались элементы демократии, которые были в наших обществах в недолгое действительно «переходное» время конца 80-х – начала 90-х годов, и «на новом витке спирали» в новой и более «мягкой» форме возвращались многие характеристики советской системы.