Французы желали, чтобы Россия с самого начала удержала перед собой 5–6 германских корпусов, в свою очередь обещая при направлении германцами главного удара против России перейти в решительное и смелое наступление против Германии.

Тем не менее в планировании союзников и их общении присутствовали значительные недостатки. Генерал-квартирмейстер штаба Верховного главнокомандующего генерал от инфантерии Ю. Н. Данилов дал следующую характеристику вышеупомянутым франко-русской конвенции и совещаниям начальников генеральных штабов держав-союзниц: «Что касается военной конвенции, то таковая вследствие слишком общего характера ее подвергалась впоследствии неоднократным обсуждениям и уточнениям, причем, однако, никогда не менялся оборонительный характер ее задания. Основное условие, при котором должны были начать осуществляться предусмотренные конвенцией меры – “условие враждебной инициативы Германии”, – оставалось фундаментом происходивших совещаний. Обсуждению подвергались лишь частности конвенции, устанавливавшие размеры помощи, время и направление ее, а также другие данные технического порядка, как, например, условия обеспечения взаимной связи, развития железнодорожного строительства и т. д. Очевидно, что конвенция, заключенная еще в мирное время, могла предусматривать вопрос о совместных действиях лишь в первоначальный период войны… Но даже столь важный и существенный вопрос, как вопрос обеспечения единства действий, в течение дальнейшего периода войны никогда в обсуждениях затронут не был, что и должно было привести к той несогласованности этих действий, которая… была причиной весьма многих неудач и создала… чрезвычайно благоприятную обстановку для Центральных держав, занимавших в отношении своих противников выгодное, в смысле стратегическом, внутреннее положение».[11]

Кроме того, главным политическим противником России (что совершенно игнорировалось нашими союзниками) была все же не Германия, а Австро-Венгрия. Большим минусом довоенного общения союзников было также то, что вопрос о едином командовании и общем плане войны даже не ставился.

Вышесказанное наложило существенный отпечаток и на русское стратегическое планирование. В 1912 г. был принят русский план стратегического развертывания в двух вариантах: план «А» – главный удар против Австро-Венгрии, план «Г» – основные военные усилия направлялись против Германии. Решающим было то, куда будет направлена главная часть германской военной мощи – против России (тогда вступал в силу план «Г») или Франции (в этом случае задействовался вариант «А»). Русское командование пыталось увязать собственно русские интересы с обязательствами перед Францией.

По плану «А» предполагалось наступление против вооруженных сил Германии и Австро-Венгрии с целью перенесения войны в их пределы. Задачей русских войск Германского фронта являлось нанесение поражения германским войскам, оставленным в Восточной Пруссии, и овладение последней в качестве плацдарма для дальнейших действий. Австрия же подлежала решительному разгрому. Таким образом, предусматривались ограниченная операция против Восточной Пруссии и операция с решительными целями против Австро-Венгрии.

По плану «Г» предполагался решительный переход в наступление против германских войск в Восточной Пруссии, действия противника на остальных фронтах подлежали сдерживанию. Задача русских армий Австрийского фронта в последнем случае была более скромной: не пропустить противника в тыл русским войскам, действующим против Германии.

Исходя из количественных показателей сосредоточения русских войск, следует отметить, что вопреки предвоенным совещаниям начальников штабов союзных армий русское стратегическое планирование рассматривало в качестве главного противника не Германию, а Австро-Венгрию, что диктовалось собственно русскими интересами. Русский военный историк и участник войны генерал-лейтенант Н. Н. Головин совершенно справедливо считал, что главный удар против Австрии нисколько не противоречил положениям франко-русской конвенции, так как первый удар против Австрии – это непрямое стратегическое воздействие на главного врага – Германию.