Схожие мысли звучали и в последней работе Бунге – «Очерках политико-экономической литературы».

Задача, которую социалисты провозгласили своей, – улучшить нравственное и материальное положение населения, – подчеркивал он, была задачею науки и практической жизни. В науке эта задача заставила отказаться от теории laissez faire, от мысли, что в обществе все устраивается само собою, независимо от влияния государственной власти. В практической жизни пришлось признать существование рабочего вопроса и считаться с ним. Везде, где возрастало число фабричных рабочих или безземельных и бесхозяйных сельских пролетариев, лишенных обеспеченного существования, возникала необходимость в мерах, которые доставили бы обездоленному населению более прочное экономического положение.

Если последнее, с одной стороны, не может быть достигнуто ниспровержением существующего строя государственной жизни и его основ или попыткой осуществить фантастические системы социализма, то, с другой, невнимание к действительным интересам более или менее многочисленной части населения, совершенно необходимой для удовлетворения потребностям частным и государственным, а тем более попытка остановить духовный и материальный рост народа, была бы совершенным безумием. Невнимание к интересам бедного трудящегося населения лишило бы государство той силы, которую оно черпает в народе в пору тяжелых испытаний, а попытка обратить рабочий класс в то патриархальное положение, в каком он находился до XVIII столетия – другими словами поворотить историю назад, лишило бы государство могущества и заставило бы его отречься от своего назначения.

Вся сила социализма, отмечал Бунге, заключается в том, что он задумал решить важнейшую из задач, предложенных историей человечеству – направить силы общественные и частные к достижению всеобщего благосостояния. Но несомненно, что учения социалистов не только не способствовали достижению этой высокой цели, но отодвинули ее в туманную даль утопии. Они навязывали общественному устройству фантастические формы и пытались создать связи между людьми на началах противоположных существующим в действительности – именно на равенстве вознаграждения за неравный труд.

Опыт покажет, не сомневался Бунге, что возложение всех забот на государство, превращение частной деятельности в государственную, или превращение всей промышленной деятельности, с устранением личной инициативы, в товарищеские союзы, не обещают еще установления наилучшей формы хозяйственного порядка.

В своем политическом завещании и других работах Бунге во многом предвосхитил ведущие идеи и принципы организации социально ориентированной рыночной экономики и нового экономического порядка, разработанные в середине XX столетия немецкими профессорами В. Ойкеном и Л. Эрхардом. Выбрав свободную экономику и провозгласив принципом реформаторства «Благосостояние для всех», творцы «немецкого чуда» XX века смогли не только в кратчайшие сроки восстановить разрушенную самой кровопролитной в истории человечества войной страну, но и превратить ее в процветающее государство с одной из самых низких в мире разницей в доходах между различными группами населения.

Важным фактором экономического развития страны и преодоления социалистических заблуждений либеральные экономисты считали развитие народного просвещения, распространение в России всеобщей грамотности. Заложенный в начале XIX века Г. Шторхом и окрепший в эпоху великих реформ интерес либеральных экономистов к проблемам народного образования, в конце столетия получил конкретное выражение в широком участии представителей отечественной экономической науки в общественно-педагогическом движении за демократизацию знания. Именно в эти годы в стране развернулись бурные дискуссии о введении всеобщего начального образования. Наряду с активными поборниками этой идеи существовала и довольно сильная оппозиция, взгляды которой разделяло консервативное учебное ведомство. Точка зрения противников введения всеобщего образования сводилась к тому, что Россия еще якобы не готова к реализации этой идеи «по экономическим соображениям». Поступательное развитие образования, заявляли они, возможно лишь в будущем, «когда увеличатся достатки народа».