О намечающимся расколе среди забастовщиков Тульчинский сообщил администрации «Лензото», которая в свою очередь, сообщила об этом иркутскому губернатору. В письме было сказано, что действия Тульчинского по умиротворении забастовщиков ставят «Ленское товарищество» в тяжёлые условия, а арест некоторых забастовщиков представляется желательным.
В ночь на 4 апреля были произведены аресты членов забастовочного комитета и обыски в казармах Андреевского, Васильевского и Надеждинского приисков.
Утром у конторы управления собралась значительная толпа хмурых рабочих с требованием немедленно освободить арестованных членов забастовочного комитета. Василий Кочетов и Яков Бычков в первых рядах.
– Мы требуем немедленного освобождения наших товарищей, – сказал Кочетов, – и выполнения всех пунктов наших требований, предоставленных администрации ранее.
– У нас дети голодают, – сказал Бычков, – а продовольствие не отпускают.
– Это произвол, – сказал Кочетов. – Вы не имеете право.
– Вы же бастуете, – возразил управляющий Самохвалов.
– И вы нас решили голодом уморить? – спросил Бычков.
– Увольняйтесь, – предложил Самохвалов.
– Уволимся, – пообещал Кочетов, – только оплатите до сентября, согласно договору, по справедливости. И до железной дороги довезите, до Жигалова. Ещё зима.
– Да, – сказал Яков, – с бабами да с детьми по морозу шибко долго не проходишь.
– Я такие вопросы не решаю.
– А кто решает? – спросил Кочетов.
– Администрация. А товарищей ваших только прокурор отпустить может.
–Так давай его сюда, – загудела толпа.
– Он сейчас на Надеждинском.
Тут подошёл поезд, с него спрыгнули солдаты, ротмистр Трещенков вышел из вагона.
– Разойдись! – приказал он рабочим. – Стрелять буду.
Солдаты выстроились вдоль железнодорожного полотна, направили ружья в сторону толпы рабочих.
– Вот кому идут самородки, что у нас отбирают, – закричали из толпы, – чтобы вот этих содержать.
– Пусть в нас стреляют, невинных и безоружных, а всё равно будем требовать, что нам следует.
– Требуйте, – согласился Самохвалов, – только не здесь.
– А где? – спросил Кочетов.
– Идите в Надеждинский.
– Если надо, то мы и в Бодайбо дойдём, – уверил его Кочетов.
– А как он стрелять будет? – спросил Бычков. – Глаза у его благородия шибко жестокие.
– Может будет, а может нет. Воинскую команду это ваш Тульчинский вызвал. А боитесь, так по казармам расходитесь.
– Врёшь! – возмутился Кочетов. – Константин Николаевич не мог на такое пойди.
– А вы у него сами и спросите.
– Вызовите его сюда.
– Он на Надеждинском, туда идите.
Кочетов оглянулся на толпу.
– Так что, товарищи, пойдём? – спросил он.
– Пойдём, – хором ответила толпа.
Рабочие двинулись к Надежденскому прииску.
– Что вы ждёте, Николай Викторович? – спросил Самохвалов ротмистра. – Погружайте команду в вагоны и к Надежденскому. Опередите их. Всякое может быть.
Дорога была узкая, рабочие шли по трое в ряд с революционными песнями. Снег скрипел под тысячами валенок.
– Васька, а что как в нас стрелять будут? – спросил Бычков.
– Да не будут, – уверенно ответил ему Кочетов, – мы без оружия, ведём себя мирно.
На Надеждинский приехал ротмистр Трещенков. Там уже были команды штабс-капитанов Лепина и Санжаренко. После короткого совещания решили перегородить тракт, а часть солдат расположить на железнодорожном полотне.
Подошли товарищ прокурора Преображенский, Белозёров, инженер Тульчинский и горные приставы.
Уже смеркалось, когда с Федосиевского к Надеждинскому прииску стали подходить первые рабочие. Трещенков с железнодорожной насыпи крикнул им, чтобы остановились, а иначе он будет вынужден стрелять.