Иногда на лето меня брала к себе наша бывшая няня Даша – Дарья Кузьминична Кармашкина. Такие люди, как она, в старину считались бы святыми. Призвание человека на земле, и, прежде всего, свое собственное призвание, она понимала как самоотверженное, бескорыстное служение жизни, всякому живому, удивительному и прекрасному божественному творению – людям, животным и растениям.

Даша служила в детском саду в поселке Первомайский недалеко от железнодорожной станции Болшево на берегу реки Клязьмы. Она видела, что я никому не нужен, и с большой любовью продолжала выполнять свой долг няни, хотя уже не получала за этот труд никаких денег. Либо я жил у нее в рабочем бараке, либо она устраивала меня в одну из групп детского сада, в котором она работала. Подчас она давала мне какие-нибудь задания по домашнему хозяйству. Например, наполнить бутылку из-под молока катышками газетной бумаги. Это ей будто бы было нужно, чтобы тщательно отмыть бутылку. Занятие было довольно нудным, но я, конечно, старался изо всех своих сил, чтобы в чем-то ей помочь. Огромная газета быстро превращалась в клочья и устремлялась в бутылку.

– Как, ты уже наполнил бутылку!? – удивлялась она. – Ну, ты молодец! Вот тебе еще одна.

Каково же было мое разочарование, когда я однажды увидел, что она тайком от меня просто вытряхивает бумагу из бутылки. Значит, это был бессмысленный мартышкин труд, а не участие в совместной полезной работе. Ей просто нужно было чем-то меня отвлечь, чтобы я не мешал ей в домашних хлопотах. И к этому занятию я немедленно охладел. Тем не менее, упорству в труде, а без него настоящего труда не бывает, Даша меня все же научила.

Даше всецело принадлежала идея моего крещения. Глубоко верующий человек, она души не чаяла во мне и делала все, что только могла, чтобы помочь мне, оставшемуся без мамы с малых лет, не только выжить, но и быть счастливым. Важным условием жизненного успеха, с ее точки зрения, должно было стать мое крещение. И она много раз говорила мне об этом своем желании. Я же, воспитанный в духе атеизма, еще ребенком считал крещение чем-то отжившим, проявлением отсталого, ненаучного сознания и, соответственно, делом ненужным. Она очень сердилась, когда сталкивалась с моим отказом креститься, всплескивала руками и с горечью восклицала:

– Ах ты нехристь-еретик!

К девяти годам я стал понимать, что не стоит из-за таких разногласий огорчать милого мне человека, и из-за высокого уважения к своей няне и любви к ней я готов был пойти на сделку со своей совестью.

Так, однажды в раннее летнее утро 1935 года мы вместе с Дашей оказались в маленькой старенькой Болшевской церкви. Даша, празднично одетая, повязала голову белым платком. Ярко светило солнце, разливаясь по окрестным садам. В церкви было светло и торжественно. Со всех сторон на нас смотрели строгие лики святых. Косые лучи солнца пробивались через башенные окна, оставляя причудливые световые пятна на церковном полу. Даша хлопотала над огромным чаном с водой для купели. Батюшка с черной бородой и в сапогах, высокий и крепкий мрачный мужик, больше похожий на Степана Разина, чем на священнослужителя, облачался в рясу. Мне было неловко из-за того, что я, не будучи верующим, участвую в церковной церемонии. Меня учили говорить только правду. Поэтому, забираясь в купель, я счел нужным прояснить ситуацию, и батюшке доверительно сообщил:

– Вы знаете? Я в Бога, в общем-то, не верю. Ведь его никто и никогда не видел. Креститься я пришел сюда только из уважения к своей няне. Она очень хороший и добрый человек, и мне не хочется ее огорчать.