«Вернувшийся из Думы Щепкин вынес самое тяжелое впечатление от всей думской атмосферы, – сообщал Г. Алексеев в письме из Москвы от 27 июля к К.С. Алексеевой в Елисаветград. – Там царит полная растерянность; все думают только об одном, как бы поскорее разъехаться. Единодушия, конечно, никакого нет. А как только доходит до практических действий, так начинается полная разноголосица. Милюков не решает проводить в жизнь выставленные им лозунги. В результате правительство чувствует свою полную силу и ни на йоту не меняет своего поведения».

«Здесь видишь лучшие стороны русских людей. Земство работает во всю – честно и умно. Зато тоска берет, когда прочтешь в газетах, что делается в Думе, – жаловался неизвестный корреспондент в письме из Новгород-Северска от 27 июля к Л.И. Шварцману в Москву. – Если бы оппозиция была честна, она сложила бы полномочия. Слова, расшаркивания – а воз и ныне там. Автономия Польши в такую минуту – стыд. Национальные истории еще хуже».

Слышны были также жалобы на растущие препятствия общему патриотическому порыву со стороны некоторых классов общества и правительства. Так, например, редактор газеты «Приамурье» Н.С. Арефьев писал 28 июля из Хабаровска члену Государственной думы А.Н. Русанову в Петроград: «Перед созывом Гос. Думы повеяло чем-то свежим. Заговорили об объединении, мобилизации сил. Спавшее общество стало пробуждаться, стала намечаться какая-то работа, патриотическая в лучшем значении этого слова. Столичная, а не провинциальная печать заговорила о том, что Дума должна услышать голос страны, искренний и откровенный. Но искренне у нас кажется крамольным, а единение понимают только в форме подчинения беспрекословно ближайшему городовому… Нет, не услышать Думе голоса земли, пока печать и голос общества будут так задавлены. А рабы победителями быть не могут. Мобилизация общественных сил превращена в фикцию, военно-промышленный комитет, комиссия по борьбе с дороговизной, вопрос о земстве – все в руках А.В. Плюснина и купцов, которые душат всякую живую мысль. Больно за это вопиющее непонимание требования момента, страшно за дело всей страны, попавшее в руки обскурантов, открещивающихся от общества, от рабочих интеллигентных сил».

«Сейчас идет закрытое заседание Гос. Думы, – сообщал Д. Щепкин в письме из Петрограда от 28 июля к А.И. Щепкиной в Москву. – Критикуют весьма жестко, открылись уже глаза у правых, которые горячо аплодировали Милюкову. Но все это меня мало радует, единение и единодушие только в военных делах, а как только вопрос коснется политики, так опять полное расхождение. Военный министр заявил, что последовало Высочайшее повеление о назначении особой следственной комиссии по делу о положении снабжения».

…«Народ городской зачитывается газетами и речами депутатов и участников съездов, – сообщал неизвестный корреспондент из Ельца 5 августа члену Гос. Думы Н.А. Ростовцеву в Петроград. – Одни разделяют резолюции и меры, предпринимаемые Думой, другие разделяют мнение думской оппозиции, третьи же, менее культурные, которых наши неудачи заставляют думать, ошеломлены и растеряны. Эта часть народа, пожалуй, самая большая, теперь задумалась, к какой партии ляжет их душа – я не знаю. Делайте все возможное, чтобы привлечь к делу строительства земли русской более широкие круги народа. Думе надо искать опоры в толще народа, а не в его искусственных верхах…»

«Несчастная Россия, – восклицал один из членов Гос. Думы в письме из Петрограда от 7 августа к Е.Ф. Эккерту в Херсон. – От низа до верха предательство и продажность. Вы не можете себе представить ужаса слышать то, что предъявляется в Думе правительству. Факты сказочны по своему цинизму и предательству. Какая-то растерянность, потеря надежды на что-либо лучшее. Теперь Министерство, силой вещей, стало ответственным, да что в том толку, когда во главе министров человек хотя и достойный, но старый и немощный