Актуальные проблемы модернизации российского общества обусловлены, прежде всего, уже не экономическими причинами, а отсутствием в модернизаторских проектах внятных и достаточно универсальных этических оснований, ориентированных не только на удовлетворение частных и корпоративных интересов различных социальных групп, но и на увеличение общественных благ для всего населения. Россия приняла донельзя огрубленную версию либерального морального минимума – мораль рыночного капитализма, которая релевантна для модели «человека экономического» эпохи первоначального накопления капитала, но не для «человека политического» как гражданина эпохи Модерна. В ситуации отказа от проекта «советского Модерна» в российской политической мысли возникают феномены разных вариантов «локальной морали», которые выражаются то в попытках создания национальной идеологии, то в провозглашении России энергетической сверхдержавой, то в символическом возрождении советского и имперского наследия, то в попытках православия стать вновь государственной религией. Однако подобная реакция на обострение фактора морального дефицита современного российского общества интеллектуально бесплодна. И по этой же причине нет способов поставить вопрос о «справедливом мироустройстве» или даже придумать «национальную идею». Очевидно, что слабая Россия не сможет реализовать никакого варианта модернизационного проекта. Тем более, если этот проект не имеет внятных этических оснований, разделяемых большинством и основанным на его долгосрочных интересах [15].

Исходная фундаментальная проблема заключается в том, что мировой опыт ХХ – начала XXI в. обозначил временны́е и инфраструктурные пределы форсированных моделей экономической модернизации, связанных с теориями транзита, догоняющего или зависимого развития. Проблема модернизации для внеевропейского ареала до сих пор привычно рассматривалась в виде изолированных национальных моделей ускоренного развития, преимущественно в технократическом ключе. Представляется, что данный дискурс модернизации, связанный только лишь с преодолением экономической периферийности, все менее отражает задачи, стоящие перед Россией. Очевидно, что на протяжении длительного времени сохранять высокие темпы развития без постоянного увеличения издержек невозможно, что доказали и опыт советской индустриализации, и японское послевоенное развитие и, вероятно, стоящий на очереди в этом ряду китайский экономический бум.

Исторические модернизационные рывки России в своем развитии были связаны с географической экспансией, вариантами форсированной имперской или государственной модернизации как попыток осуществить инфраструктурные и институциональные государственные проекты за счет населения. Представляется, что в настоящее время выход из состояния полупериферийности диаметрально противоположен. И он состоит в активном включении в глобальную политико-экономическую и культурную повестку, в эффективном использовании закономерностей капиталистической экономики применительно к российским условиям. Парадокс развития состоит в том, что в глобальном измерении страны, стоявшие на очереди модернизации в самом конце получили преимущества, позволяющие им, минуя традиционные фазы классического европейского Модерна, связанные с созданием индустриальных классовых обществ, привычных наций-государств и модерных идеологий, сразу отстраивать конкурентоспособные кластеры глобальной экономики, заимствуя передовые технологические, правовые, образовательные и иные стандарты [2]. «Низкий старт» развивающихся стран – Китай, Бразилия, Индия – обеспечивает им конкурентные преимущества дешевой рабочей силы на глобальных рынках «плоского мира» (Т. Фридман), что ведет к их быстрой индустриализации, освоению новых технологий, развитию сектора производства и росту реальных доходов населения, в свою очередь увеличивающих емкость внутренних рынков.