Но в бурный период 1989–1990 гг. об этих увлечениях Б. Ельцина мало кто знал, да они, по существу, никого особенно и не интересовали. Немалая часть осведомленных прощала ему этот грех, подтверждающий, что он «свой», в отличие от М. Горбачёва, который в мае 1986 г. ввел «сухой закон». Ажиотаж вокруг фигуры «диссидента в КПСС» был так велик, что ему были готовы простить все. Массовая поддержка Б. Ельцина населением России была вызвана их долгожданной надеждой на перемены, надеждой, которую не оправдала горбачёвская перестройка, зашедшая в тупик. Б. Ельцин был противником надоевшего всем М. Горбачёва, и это было весомым фактором для его избрания главой государства. У тех, кто был более осведомлен о человеческих слабостях нового лидера России, имелись серьезные опасения за судьбу страны.

Эта тревожность проявилась на инаугурации 8 июля 1991 г. в словах, с которыми Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II обратился к только что избранному президентом России Б. Ельцину: «В эти минуты, первые минуты первого президента России, я хотел бы обратиться к Вам, но не со словами поздравления, а со словом о России. Мой долг Патриарха сказать Вам слова о том, какую ответственность, какую великую ношу Вы принимаете на себя»14. Уж слишком многое зависело тогда от личных качеств президента РФ – в ситуации, сложившейся в России к концу 1991 г., как и в любой исторической развилке, «кадры решали всё».

Многие поступки первого президента России было невозможно прогнозировать. Почему Б. Ельцин предпочел вдруг команду Е. Гайдара авторам-разработчикам уже имеющейся и поддержанной научным сообществом и широкой общественностью программы «500 дней» С. Шаталина – Г. Явлинского другим известным программам? Почему он не реагировал на жесткую критику гайдаровской концепции со стороны многочисленных оппонентов и практически всех без исключения видных экономистов и социологов? Почему было скрыто от общественности письмо 45 ведущих российских и американских экономистов, в том числе шести нобелевских лауреатов (Л. Кляйн, В. Леонтьев, Д. Норт, К. Эрроу, П. Кругман, Д. Тобин), предупреждавших Б. Ельцина о разрушительности для страны гайдаровской модели?

Ответ, не столько убедительный, сколько показательный, дает бывший министр экономики в 1990-х годах, а ныне научный руководитель созданного в 1992 г. правительством Гайдара Государственного университета Высшая школа экономики профессор Е. Ясин – как писала «Российская газета», «духовный учитель тех реформаторов, которых возглавлял Егор Гайдар»15: «Быть может, в стране нашелся бы еще с десяток людей, которые бы знали все это лучше Гайдара. Но кроме знаний нужно было еще иметь и волю. Представим, что на месте Гайдара был бы человек, которого я очень уважаю – последний председатель Госплана СССР Юрий Маслюков. Он знал российскую промышленность лучше Гайдара. Но что это давало для решения задачи? Маслюков же не знал (именно так по тексту. – Р. С.), что нужно высвобождать цены, а потом терпеть. Он же не знал, что при этом нужно проводить жесткую финансовую политику, чего бы это ни стоило, стоять насмерть и не слушать никого. А Гайдар все это знал»16.

В перечне многократно перечисляемых соратниками Е. Гайдара качеств, которые определили его преимущество перед другими претендентами, – «знал», «не боялся взять на себя ответственность», «обладал решительностью», «имел непреклонную волю», «никого не слушал» – последнее качество было действительно совершенно исключительным, если не уникальным. Редкостная в общественной практике (а тем более в научной – ведь Е. Гайдар, как и многие другие члены его правительства, имел ученую степень) способность «никого не слушать», избегать какого-либо диалога с оппонентами – родовое качество российских реформаторов. Они не утратили его и сегодня.