Но к этому никакого отношения не имеют большевистский режим и Иосиф Сталин. Они – это те самые условия, которые не обсуждаются. Обсуждаемся мы с вами.

Сразу откроем все карты. Наши «верхи», как властные, так и оппозиционные, мы сами (то, что называется русским народом) позволили разрушиться тысячелетнему русскому дому, но мы же сами начали процесс его восстановления. И в этом главный смысл ХХ столетия. Всегда любил цитировать Пастернака: но пораженье от победы ты сам не должен отличать. А почему, собственно, не должен? Просто обязан. Я много раз бездумно повторял эти прекрасные слова. Может быть, они и верны по отношению к каждому конкретному человеку – в каком-то воспитательном, педагогическом смысле, но не верны по отношению к социальной жизни. Еще как надо отличать!

ХХ век был для России не только поражением, но и победой. Повторим: именно в этом столетии русский народ стал субъектом своей (и мировой) истории. Звучит, конечно, странновато. Когда же над ним ставились такие эксперименты? (Идти в колхозы, в коммунизм.) Да никогда. Но и никогда он не решал сам свою судьбу. Уже не было просвещенных русских политиков, просвещенных русских властителей. Были Сталин и ЧК. И вдруг этот самый народ взял и сказал: не хочу сдаваться германцу, не хочу Сталина, не хочу ЧК – и последовал маленковско-хрущёвско-брежневско-косыгинский период. И впервые в русской истории не цари, не графы Толстые (Львы и пр.), не графы Уваровы и пр., а «просто русские» могли сказать себе: вот я и делаю ракеты, перекрываю Енисей, и даже в области балета я впереди планеты всей. В этом был великий ответ русского народа на то, что ему было предложено русской историей в ХХ столетии.

…Казалось бы, наконец, поставлена точка. И то, что хотелось сказать было сказано (в меру умения…). Но еще о нашем Четырнадцатом. Он все смешал и одновременно расставил по местам. Стало ясно: завершился какой-то период истории. Какой? – Хронологически, видимо, четвертьвековой. От весны 89-го (I съезд народных депутатов СССР), когда мы впервые ощутимо вдохнули воздух свободы и до весны 14-го, вернувшей Крым Российской Федерации и закрывшей для русских (надеюсь, все же на время; вопрос в том: на месяцы, годы или..?) тему «свобода». Когда-то по Брестскому миру Ленин отдал часть территории России, чтобы сохранить себе власть. Он разменял пространство на время-для-себя. Сегодня руководство страны прирастило земли с тем (в том числе), чтобы укрепить свою власть. То есть прямо противоположная конфигурация. Увеличение времени-для-себя на основе расширения пространства.

Но эта нынешняя операция тоже требует определенных жертв. Это – сокращение нашей свободы, нашего времени (кстати, типологически схоже с большевистским вариантом). Иными словами, при всем внешне разительном различии операций двух Владимиров сущностно они близки. И в первом, и во втором случаях за все должно платить общество («кто не с нами, тот против нас», «классовый враг», «социально чуждый элемент», «пятая колонна», «национал-предатели», «иностранные агенты»).

Еще один Владимир, Набоков (писатель), говорил, что у России две истории – (тайной) свободы и (тайной) полиции. Скобки ставлю уже я. Сегодня и свобода у нас не тайная, худо-бедно в Конституции закрепленная и поведением-сознанием людей подтвержденная, да и полиция совершенно явная. Думаю, весенние события – это переход к новому историческому периоду (не обязательно по длительности сопоставимому с ушедшим), по набоковской классификации – полицейскому.

Ну, что ж – «час мужества пробил на наших часах».