После публикации ответа редакции вопрос, однако, оказался далеко не исчерпан. Прокламация «Молодая Россия», появившаяся в апреле 1862 г., заставила Герцена снова вернуться к теме допустимости насилия. Прокламация произвела большое впечатление на публику не только своим воинственным тоном, но и временем своего появления – незадолго до петербургских пожаров, что вызвало подозрение у некоторых, посчитавших это делом рук поджигателей, вдохновившихся «Молодой Россией» [41].

Автор прокламации – бывший студент П.Н. Заичневский, называя Герцена своим учителем, теперь с сожалением отмечал, что тот отошел от своих ранних радикальных идей и его «революционный задор» угас. Заичневскому были близки взгляды прежнего «Герцена, приветствовавшего революцию, Герцена, упрекавшего Ледрю-Роллена и Луи Блана в непоследовательности, в том, что они, имея возможности, не захватили диктатуры в свои руки, не повели Францию по пути кровавых реформ для доставления торжества рабочим» [45, с. 63]. Автор объяснял изменение взглядов Герцена неудачным опытом 1848–1849 гг., которому он придавал якобы неоправданно большое значение.

Заичневский считал, что революционеры 1848 г. проиграли из-за своей нерешительности, он был уверен, что ошибок предшественников «Молодая Россия» повторять не будет. Автор прокламации не считал насильственные меры необходимыми и надеялся, что они не понадобятся, но признавал, что насилие потребуется, если революционерам будет оказано большое сопротивление. «В этом последнем случае с полною верою в себя и в свои силы, в сочувствие к нам народа, в славное будущее России, которой вышло на долю первой осуществить великое дело социализма, мы издадим один крик: “В топоры” и тогда… тогда бей императорскую партию не жалея, как не жалеет она нас теперь, бей на площадях, если эта подлая сволочь осмелится выйти на них, бей в домах, бей в тесных переулках городов, бей на широких улицах столиц, бей по деревням и селам! Помни, что тогда, кто будет не с нами, тот будет против; кто против, тот наш враг; а врагов следует истреблять всеми способами» [45, с. 68].

В своей ответной статье «Молодая и старая Россия» Герцен заметил, что если он и «отстал» в своих убеждениях от авторов прокламации, то «сердцем» он вместе с ними [15, с. 204]. Защищаясь от критики «Молодой России», Герцен писал, что был неверно понят: он не исключал необходимости в насильственных переворотах, но лишь утратил «любовь к ним» [11, с. 221]. Заключительные слова этой статьи содержат его страстный призыв: «…Будьте готовы. Придет роковой день, станьте грудью, лягте костьми, но не зовите его как желанный день» [11, с. 225].

Иногда, когда Герцен писал о защите прав и интересов «народа», сложная логика определения цены и последствий протеста отступала на второй план. Так, Герцен одобрительно отозвался о крестьянине, который «убил своего помещика, вступившись за честь своей невесты… И превосходно сделал» – таков был вердикт Герцена [33]. Эти слова цитировал Ленин, чтобы доказать, что издатель «Колокола» был не либералом, но настоящим революционером [43, с. 260]. Ситуация, описанная в заметке, буквально повторяет сюжет знакового для Герцена «Вильгельма Телля». У Шиллера Телль оправдывает и спасает лесничего Баумгартера, который зарубил топором австрийского наместника, пытавшегося изнасиловать его жену – метафорический смысл самозащиты швейцарских кантонов от власти Священной Римской империи [58, с. 8–17]. На Герцена могло оказать влияние и «Путешествие из Петербурга в Москву», где А.Н. Радищев оправдывает сходный поступок своего персонажа [53, с. 271–276]. Можно предположить, что значение высказываний Герцена, так же как и в двух других случаях, выходило за рамки конкретных примеров. Когда, по убеждению Герцена, под угрозой оказывается привычный уклад жизни, и тем более сама жизнь, весь «народ» приобретает право защищаться любыми возможными способами. В период окончательного разочарования Герцена в крестьянской реформе, который пришелся на 1861–1862 гг., «Колокол» публиковал материалы в защиту идеи крестьянского восстания против властей и помещиков. Оно должно было стать новой «народной войной», такой же, как в 1812 г., когда простые люди защищали себя и свою землю от посягательств внешнего врага [31, с. 225].