По-прежнему бытующие представления, что предлагаемые Западом реформы являются идеологическим миссионерством, которое служит интересам установления разрушительной западной модели, определенно рассчитаны на неоконсервативные группировки, приверженные теориям заговора. Но когда даже дружелюбно-сдержанно сформулированные Западом вопросы относительно изъянов российской правовой системы, недостатков в применении взаимно согласованных стандартов еще осенью 2010 г. отвергаются государственным руководством под предлогом недопустимости «вмешательства во внутренние дела», – многие наблюдатели воспринимают это как «дежа-вю». Тем самым подкрепляются сомнения в серьезности, а значит – в успехе намерений осуществлять модернизацию.

Язык внутриполитических дебатов в Москве и по сей день засорен абстрактными мобилизационными лозунгами. Так, в сегодняшнем словоупотреблении понятие «модернизации» так же ни к чему не обязывает, как и понятие «реформ» ельцинской эры. Высказывание президента Медведева о необходимости гуманизации общественных систем повсюду в мире и прежде всего в собственной стране, поначалу заставило задуматься, однако в этой формулировке понятие системы не было распространено на конкретные функциональные взаимосвязи. Понимание «демократии» продолжает носить расплывчатый и оборонительный характер – как, например, в формулировке слывущего главным идеологом Владислава Суркова о том, что всякое новое техническое изобретение есть «изобретение свободы», а «судьба демократии… в конечном счете определяется не партиями, а инженерами, учеными и предпринимателями».

Концепция технологических центров типа «Сколково» традиционно напоминает карантинные «особые экономические зоны» Китая периода 90-х годов; устранение же общеэкономических институциональных слабостей остается под вопросом. Так, самодиагностированная безбрежная коррупция связывается лишь с недостатками механизмов государственного контроля, но на детальное обсуждение очевидных изъянов политической и общественной системы наложено табу. Разумеется, и западным партнерам по модернизации приходится иметь дело с проблемой коррупции, однако их опыт показывает, что борьба с этой общественной эпидемией превратится в сизифов труд и не сможет быть выиграна с помощью политических кампаний, даже прокуратуры и полиции. Только прозрачность в принятии всех политических и экономических решений, т.е. последовательно осуществляемая свобода информации и прессы, защищаемая независимым правосудием и поддерживаемая осознающим проблему государственным руководством, создает то общественное доверие к дееспособности государства, которое делает возможными политическую стабильность и экономический рост.

Сначала США и страны – члены ЕС были объявлены равноправными партнерами по модернизации. Таким образом «Запад» – как обобщенное понятие, все еще используемое во внешнеполитической полемике как образ врага – на первый взгляд был реабилитирован. После внешнеполитического наступления В. Путина в ноябре 2010 г., призванного придать привлекательность его образу, стало заметно явное смещение ожиданий в пользу ЕС. Если учесть, что в российской внешней политике США традиционно рассматривались как главный геополитический соперник, то такое смещение акцентов удивляет, – правда, лишь на первый взгляд. Пожалуй, главное здесь – растущее беспокойство Москвы в связи с ограничением внешнеполитической свободы действий президента Обамы после выборов в Конгресс в ноябре 2010 г. и реальной опасностью нового ужесточения американской политики по отношению к России. Между тем с ЕС и его членами, задающими тон во внешней политике, имеется длительный опыт добрососедского сотрудничества, несмотря на то, что диалог с Брюсселем постоянно тормозился из-за противоположных мнений и интересов на внутриевропейском интеграционном пространстве.