, т.е. путем отсыла к представлению, которое принимается за истину. Здесь мы получаем опосредованное знание, истинность которого нельзя признать безусловной, данной непосредственно как очевидность. Признание глобальности естественной истины ставит под вопрос возможность достижения философской истины. Дело в том, что репрезентация относится к частному явлению. Знание такого явления не может получить статус философского.

Философское знание – это неизбежно «скачок», поднимающий истину над ограниченностью эмпирически данных явлений. Но здесь открывается возможность признания метода референции, но не как словесной игры, а как обнаружения философской истины в особом совпадении различных явлений, содержащем конечный смысл. Конечный смысл как философская истина открывается в звукосочетаниях, словосочетаниях, в особых вещественных сочетаниях различных видов искусства.

Наиболее очевидной формой обнаружения конечных смыслов в сочетаниях конкретных изобразительных и смысловых форм может считаться эмблематика космоса, ее символика.

Она воспринимается как средство получения знаний о скрытых смыслах окружающей реальности. Это уже давно признается многими авторитетами.

Так, например, учитель риторики и монах ордена варнавитов Кристофоро Джарда, по случаю открытия в Милане библиотеки варнавитского ордена, произнес речь, в которой выразил особую хвалу «символическим образам». Он утверждал, что символические образы выражают возвышеннейшую природу наук и искусств. Символические образы спешат навстречу созерцающим, сами входят в глаза смотрящим, через них проникают в душу, заявляют о своей сущности еще до того, как их подвергнут исследованию35.

Именно через символические образы представляется возможным адекватное ви́дение того смысла, который заключен в мироздании. Так, на эмблеме, данной Иоахимом Камерарием под № 54, представлен мир, находящийся на спине у рака. Камерарий видит в этом извращенность мира, о чем писал еще Гораций: чего не портит пагубный бег времени: отцы были хуже чем деды, а наше потомство будет еще порочней36.

Эмблема в данном случае оказывается механизмом референции, через посредство которой происходит соединение человека с мирозданием: человек получает объяснение того, почему эволюция общества сопровождается нравственной деградацией. Если в определенных сочетаниях эмпирических образов приоткрывается завеса над тайной Бытия, то тогда метод референции превращается в специфичный для философии метод постижения истины.

Овладение этим методом выходит за пределы формально-логического и эмпирического знания. Истина открывается в кажущихся случайными сочетаниях явлений окружающего мира. Тайна открывается гению, который объективирует ее в виде образного знания истин философии посредством изображения вещей. Здесь мы находим объяснение метафизической функции искусства, в том числе театральной сцены и танца. Театр, показывая эмпирический процесс жизни героев сцены, образно расшифровывает смысл непознаваемых в своей сущности явлений, таких как случай и судьба. Он фиксирует некую скрытую действительность, объяснение которой и является функцией философии.

Соприкосновение искусства с философией придает ему характер подлинности, той глубины переживания, которая идентифицируется с высокой философской истиной.

Возникающие противоречия в определении оснований философской истины отражают сложность философского познания, которое начинает эволюционировать во взаимоисключающих дилеммах. Если следовать требованиям репрезентации как законного пути достижения истинного знания, то тогда следует признать адекватность метафизики воли к власти, которая исторически характеризуется свойством постоянного возвращения.