и никогда от них не ожидается, что они отражают существующую реальность. Напротив, они могут в своем содержании противостоять реальности и противодействовать ей.

Аналогичным образом обстоит дело в математике. Если математика – это созданная совокупностью абстракций фикция, то тогда оперирование математическими абстракциями не следует представлять как изображение натуральной реальности. Очевидно, однако, если моральные и математические универсалии и аксиомы являются всего лишь фикциями, то тогда все их выводы и умозаключения, теоремы и доказательства не могут иметь обязывающей силы. Идентичную силу должны обретать и их антиподы. И в этом случае истинность математических вычислений и моральных принципов станет очевидной. Как эти рассуждения могут относиться к философской истине?

Философская истина относится к специфическому домену, в котором должна проявляться возможность нахождения исходных оснований истинного знания. Здесь действует аналогия с возможностями истинных моральных принципов и математических заключений. В морали существуют принципы и постулаты, которым могут противостоять их антиподы. И те и другие относятся к виртуальной реальности. Однако, если общество будет следовать в массе ложным постулатам, то существование цивилизации будет поставлено под угрозу.

Наиболее наглядно последствия игнорирования виртуальных истин проявляются в геометрии. Если постулаты и умозаключения игнорируются в строительной практике, то начинают рушиться архитектурные ансамбли и производственные сооружения.

В случае с философской истиной дело обстоит аналогичным образом: философская истина предполагает адекватное знание самой ситуации процесса познания. Здесь ложными оказываются представления окончательного познания сущности бытия, как и его полного незнания. Эту истину образно представляет «Сад камней» в Киото. Ви́дение всего сада камней означает в то же время неви́дение какой-то присутствующей его реальности.

Философское сознание основано на конкретном изображении образов запредельного бытия в формах окружающей человека действительности. Так, например, уже в первых даосских трактатах содержалось поэтическое выражение сути мироздания. Оно вырастало из одного корня – дао (кит.) или до (яп.), т.е. пути… «Дао, – пишет Е.Л. Скворцова, – это непостижимый разумом принцип мироздания, суть которого состоит в непрерывном отрицании созданных им самим форм, в постоянной текучести и изменчивости. На наличие дао может указать только символ. Самый близкий дао символ – это природа с ее чередованием времен года, атмосферных явлений, расцветом и увяданием, пробуждением и замиранием»33.

Сад камней – это символ. Философская истина ситуации – это не простое отображение сада, а ви́дение того, что находится за его поверхностью. Истина здесь воссоздается в сознании под воздействием сада. Она не совпадает с простой репрезентацией. Однако отказаться от универсальности репрезентационной теории истины психологически крайне сложно. Это признает и Эдварс. Он склоняется к тому, чтобы несколько скорректировать понятие универсальности. «Я полагаю, – пишет он, – что имеется основание думать, что репрезентационная теория истины обладает высокой степенью естественности»34. Естественность означает предпочтительность, а предпочтительность теории – это основание для признания ее глобальности. Таким косвенным образом реставрируется универсальность репрезентационной теории истины. Это вместе с тем представляется ответом на проблему горизонта.

С этих позиций возможно критическое отношение к получению истины посредством