Было видно, что Витя взбешен и обескуражен одновременно. Я предвидела, что разговор на эту тему будет непростым, но не ожидала, что настолько.

Виктор замолчал, ушел в дом. На веранде по-прежнему царило молчание. Катя принесла из кухни какие-то разноцветные салфетки и собирала разлитую кругом минералку. Буквально через десять минут зять появился на веранде со спортивной сумкой через плечо.

– Отдыхайте, мне нужно уехать. Завтра рано утром у меня встреча на Манхэттене. Поеду в город, переночую там, хотелось бы выспаться получше. До встречи!

Тон, выражение лица, скорость исчезновения – все это не оставляло сомнений в том, что Виктор взбешен и держится из последних сил. Через минуту из-за угла дома послышался звук заведенной машины, открылись и закрылись автоматические ворота, и снова воцарилась тишина.

– Мам, ну, как бы и правда… Тут так не принято. Но мне вас так жаль. И Витю жаль. Он совсем американец. Хотя и русский. Для него такое дико. Для него и Руслан в доме был чересчур, а тут еще вы. Но я вас понимаю, куда вам деваться. Да и люблю я жить большой семьей, рада, что вы приехали. Поживем сколько-нибудь вместе, как в детстве. С Витей вот только… Его мне тоже очень жаль. Он сильно расстроен. Я к нему подошла, обнять там, поцеловать на дорогу, а он меня оттолкнул и чуть не бегом от нас… Может, побудет в городе, как-то успокоится.

Сергей сидел на ступеньках дома и слегка, как будто медитативно, покачивался. Потом повернулся ко мне:

– Я тебе говорил, давай не спешить? Говорил? Говорил, давай дождемся денег хотя бы в таком количестве, чтобы не садиться на старости лет дочери на шею? Куда ты ломилась, как скаженная, а?!

– Ты слепой? В стране черт знает что творится! Может, там завтра границы закроют, и ты будешь сидеть со своими деньгами в зубах, которые послезавтра превратятся в фантики.

– О боже… Ира, я тебе говорил – не сиди столько времени в Интернете, не сиди столько времени в социальных сетях. Чего и куда закроют-то? Кому ты нужна? Я вообще, если хочешь знать, был против отъезда. Чего ты сама себя и всех вокруг пугаешь, нагнетаешь глупости всякие?

Тут очнулся Руслан.

– Против отъезда он был… Чего молчал-то тогда, раз против? Молчал и делал, что она говорит! Вот и наделал. Сели Катьке на шею всем кагалом. И Кристинка там одна. Вы бы меня хоть заранее предупредили о таких раскладах, это просто как гром среди ясного неба.

Катя расплакалась. Сидела, молча утирала катящиеся по щекам слезы, совсем как в детстве. Меж тем разговор наш шел уже на повышенных тонах.

Я не выдержала:

– Послушайте, а ну заканчивайте это нытье и стон! Охренели вообще. Успокойтесь. Все нормально. Виктор ошарашен, это понятно. Завтра спокойно поговорим, когда он вернется. Что-нибудь придумаем, договоримся.

В этот момент цветущие кусты чего-то зеленого и плотного, растущего у забора – ну, как забора, маленького штакетника с завитушками, отгораживающего участок ребят от соседнего, – раздвинулись, и там показалась седая голова с аккуратными буклями:

– Kate, darling, what’s happened? Do you need any help?[1]

Катька подорвалась со стула с явным испугом:

– No, Mrs. Cornwell, I’m fine, thanks! So sorry to trouble you[2].

Голова посмотрела на нас, явно запоминая приметы для возможного полицейского протокола, и бесшумно скрылась в зеленых зарослях.

– Кать, чего это она? – изумленно спросил муж.

– Чего, чего… Раскричались мы. Тут такое не принято. Она решила, что у нас проблемы и пора вызывать полицию.

– Да ничего мы не кричали. Ну, просто разговаривали чуть громче обычного. Но не ругались же, что такого-то?