Потому что наставники выяснили, что я ни черта не понимаю, ни в военно-морской подготовке судов, ни в чем-либо еще.

Они выяснили, что я не знаю, что такое вентиляция, что я не знаю, что такое ПКЗ (пункт коллективной защиты), что такое ядерный взрыв и как бороться с его последствиями. Они мне выдали кучу книг со словами:

– Иди, сиди и читай.

Выдано мне было пять книг и еще столько же инструкций. Я понял, что за один день прочитать это будет невозможно.

Но с умным видом, я взял все эти книги и пошел в специальный класс для подготовки.

Как все это напоминало мне училище, где мы точно так же сидели и долбили эту ВМП.

Сидел я и читал эти все премудрости до полпятого.

В полпятого наставники скомандовали:

– Сдать полученные документы и все могут быть свободны.

Я сдал документы и, как бы невзначай, спросил у одного из наставников:

– А дальше что?

– А дальше то, что не дочитал, будешь приходить сюда каждый божий день, и будешь отчитываться, что ты выучил. Когда мы поймем, что ты готов, то после этого подпишем тебе твой обходной лист, и тогда иди и работай.

Непроизвольно подумалось:

– Вот это я попал…

И, на самом деле, пришлось мне сидеть на этой ВМП десять дней, чтобы все выучить и убедить наставников в своей компетентности в борьбе с оружием массового поражения.

Я с самого начала спросил у наставников:

– А сведения, которые мы тут получаем, секретные? Можно их конспектировать?

– Конечно, можно. Даже нужно их конспектировать для лучшего изучения дома.

У меня была тетрадь в 96 листов, куда я и принялся записывать все методы и способы борьбы за живучесть судна и борьбе с оружием массового поражения.

За дни подготовки я исписал больше полтетради. Она мне потом помогала много раз проходить многочисленные аттестации в течение всей моей морской жизни.

Когда я вернулся домой после первого дня обучения, то был уже вечер. На улицах было давно уже темно. Филипповна была обеспокоена, где же это я потерялся, и не застрял ли я опять в каком-нибудь сугробе.

Она накрыла мне на кухне и накормила меня.

Пока я кушал, из своей комнаты вышел Петруха. Оказывается, он сегодня на работу не ходил. Жена позвонила и сказала, что он заболел. Вид у Петрухи был, на самом деле, очень больной. Оказывается, на него вчерашнее возлияние очень плохо подействовало. После тех бутылочек, что мы с ним вчера уговорили, сил у Петрухи не было. Он даже шевелиться не мог.

Бледный и несчастный, на полусогнутых ногах он, как тень, проник в кухню и уселся на табуретку, напротив меня.

– Ты как? – едва прошептал он.

– Нормально, – ответил я ему полу набитым ртом, – Аттестацию проходил.

– А я вот не могу. Помираю.

– Да ты пять капель на зубок прими, и полегчает, – продолжал я уминать ужин.

Петруха, как-то просветленно посмотрел на меня.

– А у меня есть немного…, – все также шептал он.

– Так, вынимай. Наливай. Лечись, – посоветовал я ему.

Петруха вытащил из какой-то своей заначки на кухне полбутылки со словами:

– Давай, пригубим, а то еще помру я тут.

Я достал стаканы, и мы с ним выпили эти полбутылки и доел все, что мне положила Филипповна.

А Петруха чего-то опять скис и потихоньку пошкрябался к себе в комнату.

Я же прошел к Филипповне:

– Спасибо Марья Филипповна за ужин. Тарелки я помыл. Я в комнате. Мне надо еще почитать кое-что для аттестации

Филипповна согласилась. Она была занята пошивом какой-то очередной шапки:

– Да, да, да, – пробормотала она, не отрываясь от работы, – Ты иди к себе в комнатку. Ложись там, читай. Свет там и тепло есть. Что хочешь, то и делай. Туалет ты знаешь где. Все, иди. Утром я тебя разбужу.

Так и начиналось моя жизнь у Филипповны.