Стараясь не растерять так давно не испытываемого чувства легкости и беззаботности, быстренько натянула на себя джинсы, свитер и куртку. Растерев основательно замерзшие руки, решила протопить печь, ведь баба Нюра говорила, что она исправна. Но проверить ее слова не смогла, не было дров. Я обыскала всё: двор, сарай, огород – пусто!

Пришлось снова идти за помощью к соседке. Выслушав меня, она покаялась, уныло пришлепывая бесцветными губами:

– Да были у Ефросиньи дрова, как не быть, она хозяйственная была, домовитая, да мы с бабами порешили, что они ей на том свете не понадобятся, ну и истратили их этой зимой – она затяжная была и холодная, своих не хватило. Ты уж нас прости…

В голосе старой женщины слышалась искренняя досада на собственное неразумение. Да уж, какой у нас народ всё-таки совестливый. Кто я ей, чтобы извиняться?

Посмотрев на скрюченную старушку, я с недоумением спросила:

– А кто же вам дрова колет? Сами, что ли?

Она уперлась руками в бока и подбоченилась, видимо, вспомнив те времена, когда была достаточна бодра для такой работенки, но тут же закряхтела и призналась:

– Да раньше-то сами, у меня и бензопила есть, и всё, что надо, но сил больше нет. Приходится из соседнего села мужиков звать. Вот как пенсию давать будут, так кто-нибудь и приедет. Им завсегда выпить охота, только ради энтого и живут…

– А где они бревна берут?

– Да нам их лесхоз выделяет, когда делянки чистит. Они в конце деревни подле Минькиного дома лежат.

Решив посмотреть на бревна, я дошла по узкой полузаросшей тропке до самого конца деревни. Около последнего полуразвалившегося дома и впрямь лежала сваленная как попало, видимо с лесовоза, гора бревен. Я озадаченно потерла лоб. Ну и ну! Не сказать, чтобы бревна были огромными, но и маленькими их никто не назовет. Мне с такими уж точно не справиться…

Побрела обратно, раздумывая, как же быть. Светиться в главном хозяйстве с подобными просьбами мне ни к чему. Но и нарубить дров самой сил не было тоже. Вдруг у меня мелькнула забавная мысль. Она могла, конечно, привести к негативным последствиям, если Пронин решит искать меня с помощью ГИБДД, но, как известно, волков бояться – в лес не ходить.

Вернувшись к бабе Нюре, предложила:

– Давайте не будем ждать вашей пенсии, а то я, пожалуй, просто замерзну. Давайте сделаем так…

И мы сделали. В бабе Нюре, как выяснилось, жив был еще авантюрный дух. Правда, перед вылазкой она принарядилась – надела приличное, по ее мнению, пальто, купленное лет тридцать назад, черные резиновые ботики и аляповатый, в крупных красных розах, шерстяной платок.

Посадив в машину, я подбросила бабульку до поста ГИББД, не доезжая до него, однако, метров триста. Там она жалостиво попросила начальника, сурового вида мужчину в звании майора, помочь трем бедным немощным старухам. Почесав в затылке, он предложил двум проштрафившимся водилам царский выбор – или лишение прав, или колка дров. Те предпочли последнее.

Усадив бабу Нюру в одну из машин, они поехали в Зажимки, а я, чтобы не быть замеченной, осталась куковать в ближнем лесу, провалявшись весь день на солнышке посредине цветущей полянки, по животному бездумно наслаждаясь весенним теплом.

Приехала в деревню только к вечеру, надеясь, что дров заготовлено хотя бы на месяц. И поразилась – мужики, видимо, вспомнив молодость, распилили и нарубили все имеющиеся в наличии бревна.

У валяющихся в беспорядке полешков стояли все местные обитательницы. Кроме бабы Нюры, на меня с интересом смотрели еще две старушки. Одна из них, в старом, но чистеньком драповом пальтишке, в кокетливой шляпке тридцатых годов, что в нынешние времена выглядело последним писком моды, подала мне сложенную лодочкой ладошку и чопорно представилась: