Граф Роджер Ратленд и Елизавета Сидни

Весеннее солнце пробивалось сквозь серые, обветренные облака, когда Роджер Меннерс, граф Ратленд стоял в большом зале своего поместья. В этот день он женился.

5 марта 1599 года, день, что должен был бы стать торжественным и радостным, казался ему тяжёлым, как кандалы, что надели на его душу. Гулкие шаги разносились по мраморным плитам зала, но ни этот день, ни яркие одежды его молодой жены не приносили ему утешения. Всё это было лишь частью великого спектакля, в котором ему досталась одна из главных ролей – роль мужа четырнадцатилетней девочки.

Елизавета Сидни стояла рядом с ним, хрупкая и невинная, с глазами, полными смущения и тревоги. Её отец, великий поэт Филипп Сидни, умер от ран, полученных на поле боя, оставив её маленькой и неготовой к взрослой жизни.

Роджер знал её имя задолго до того, как увидел её лицо. Дочь национального героя, гордость английской знати. Как можно было не восхищаться её фамилией? Но за титулами и славой скрывалась реальная жизнь – жизнь, в которой 14-летняя девушка, практически ребёнок, отдана в жёны мужчине, которого едва знала.

Этот брак был политическим союзом, навязанным родственниками Роджера и одобренным самой королевой. Неважно, что за этими стенами бушевали страсти, политические интриги и война за влияние. Семейные связи и титулы были важнее всего. Роджер чувствовал себя, как марионетка, лишённая права на собственные желания и чувства. В его жизни было достаточно таких событий – где его воля не значили ничего перед долгом, перед семьёй и государством. Но этот брак… Этот брак был вершиной его внутреннего унижения!

Он смотрел на Елизавету, но видел не её, а своё будущее, затянутое в путы обязательств. Её юное лицо было безмятежным, как будто она ещё не осознала, что её детство закончилось в этот самый день. Она была просто пешкой в великой игре… и возможно её душа не поняла, какая судьба её ожидает. Но Роджер, обременённый своими собственными переживаниями, не мог позволить себе думать о её судьбе. Он пытался найти в себе тепло, какую-то нежность, но холод, внутренняя пустота заполняли его мысли.

Родственники и придворные шептались в углах, улыбаясь и переговариваясь, словно всё это было лишь приятным делом, обязанностью для галочки. Их волнения касались только политической выгоды, статуса, который приносил этот брак. В этих головах не было места ни для Роджера, ни для Елизаветы, для их судеб и чувств. Взрослые говорили о будущих детях, о продолжении рода, но никто не говорил о счастье. Счастье не имело значения.

Когда церемония завершилась, и зал наполнился ритуальными словами поздравлений, Роджер внезапно почувствовал себя ещё более чужим. Все эти лица, знакомые с детства, теперь казались ему масками. Он не был хозяином своей судьбы. Он был лишь тенью самого себя – человека, который мечтал обрести свободу, вырваться из железной клетки своего титула… но вместо этого, оказался закованным ещё крепче.

Елизавета стояла рядом с ним. Её руки были сложены, а глаза, будто бы туманные, смотрели в пустоту. Роджер хотел сказать ей что-то, что могло бы сломать этот лёд, но слова застряли в его горле. Всё, что он мог предложить, это молчаливое признание – признание в том, что они оба стали жертвами не своей воли, а великой игры, которую вели за их спинами. Она была слишком молода, чтобы понять, а он – слишком сломлен, чтобы объяснить.

Но даже среди этого холода и отчуждения была одна вещь, что связывала их – боль утраты, скрытая за всей этой помпезностью. Роджер тоже был сыном времени, когда мальчики теряли отцов, когда мужчины умирали ради чести, ради королевы, ради славы, что светила лишь миг перед тем, как обернуться мраком.