– А, Вы, Павел, тоже любите смотреть на огонь! Меня, так он просто гипнотизирует. Сначала он показывает мне разные картинки, затем они быстро-быстро меняются, а потом оказывается, что прошло уже много времени и я сижу у чуть тлеющих углей. Вот так же, наблюдая за огнем, мне привиделась тема моей будущей диссертации.

Девушка немного помолчала но, не дождавшись ответа продолжила:

– А иногда, я задаю огню вопросы, а он мне показывает ответы. А с Вами такое бывает?

Гость повернулся к хозяйке дома и с улыбкой спросил:

– А как огонь обошелся с индейкой?

Девушка всплеснула руками.

– Павел, да что же это такое! Вы просто несносный человек, всегда уходите от ответа, – но улыбнувшись, добавила. – Ее он пожалел, обязательно попробуйте! Я люблю готовить. Будет вкусно!

Тут со словами: «А вот и я!», – в столовую степенно вошел человек в черном смокинге и с ослепительно белой манишкой. Изысканно опираясь на блестящую трость, он проследовал к столу. Удивлению гостя не было границ. Алик, а это был он, сменивший свой восточный наряд на европейский костюм, был неузнаваем. Прыжок от роли лавочника до элегантного светского льва, ему удался с блеском.

Эффектно усевшись в кресло, во главе стола, и насладившись произведенным впечатлением, Алик посмотрел на Павла. Шутя, жалобным тоном он произнес:

– Дочке нравится, когда я хожу закованный в эти доспехи, – и потрепал на шее галстук-бабочку.

– Ну, папа, тебе очень идут костюмы, зря ты их не носишь. Павел, ну хоть Вы скажите ему.

– Я думаю, в таком костюме, – протянул гость, – в парламенте он был бы, за «своего». А вот за прилавком – торговаться, не с руки. Не солидно как-то, что ли. Трость

и «бабочка» ко многому обязывают, – высказал свое мнение Павел.

– Вот она мужская солидарность, – Алик захлопал в ладоши и широко улыбнулся. – Спасибо, Паша! Выручил, дорогой!

Сидевшая напротив, девушка демонстративно отвернулась от мужчин и нарочито надула свои красивые губки. Мужчины притихли и улыбаясь ждали развязки. Помолчав пару минут, для большего эффекта, девушка наигранно-тонким голосом произнесла.

– Павел, Вы по-прежнему несносны! Как Вы могли отказать даме в поддержке. Где, Вас только воспитывали!

Я тут бьюсь, бьюсь…, и уже почти победила, а тут Вы…,

с Вашей несносной практичностью!

От всего сказанного ею, девушке стало самой смешно, и она закрыла лицо руками. Алик же, глядя на жалобно-притворную гримасу дочери, поднялся из-за стола, и поднеся правую руку к груди, торжественным тоном произнес:

– Я, Алим, сын Сафара, обещаю всегда носить костюмы, пиджаки и прочую тесную одежду, в присутствии моей дочери Дианы!

С криками «Ура!» и хлопая в ладоши, девушка радостно кинулась обнимать отца.

Павел застыл на месте, он не мог пошевелиться. «Диана!» Второй раз за вечер, в этом доме, он окунулся в свой сон. Проснувшись сегодня утром, Павел долго не мог понять, что произошло. У него в голове, набатным колоколом, звучало это имя. О чем был сон, Павел забыл сразу, как только открыл глаза, и только сейчас он все вспомнил.

Весь сегодняшний день его преследовало чувство, какой то утраты. Как будто он потерял, что-то очень ценное и важное для себя. Именно это чувство, его и выгнало сегодня вечером из дома. Это оно привело его на Елисейские поля, на этот Рождественский базар, где он встретил Алика. И это же чувство настигло его здесь, у стены с оружием. У этого чувства, было имя – Диана.

Ночные переживания накатили на Павла, как волна. Его сон, длившийся всю ночь, пролетел сейчас в мыслях за секунды. Эта же волна памяти свалила гостя на стул. Где он и сидел неподвижно, не отрывая своего взгляда от девушки.