– А я тебя что-то не припомню.

– Колька я. Гайдуков. Может, слышала? – мы уже ехали по улочкам частного сектора Верхней Террасы в сторону Нового города.

– Приходилось. Говорят, ты болтун и много анекдотов знаешь, – я, наконец, вспомнила разговоры парней, которые нет-нет да упоминали об отсутствующем товарище.

– Есть такой грешок, – засмеялся Колька. – А вот насчет болтуна не согласен. Я хороший.

– Ну-ну, – хмыкнула я.

– Сомневаешься? Я тоже, – пошутил он.

Мы, наконец, подъехали к моему подъезду.

– Ладно, может еще встретимся. Монтане привет, – и Колька поехал своей дорогой, а я зашла в подъезд и тут же наткнулась на Мальборо и Кента.

– Мы тебя ищем, ты где была? – напустился на меня Кент. Я, понимая, что он переживает за меня, промолчала, опустив голову, и радовалась, что здесь сейчас не очень светло, поэтому мой фонарь не так заметно, тем более за свесившимися на лицо волосами. Я боялась пожаловаться Лешке, чтобы не спровоцировать его на какие-нибудь необдуманные поступки. Если бы с ним что-то случилось, я бы себе этого никогда не простила.

В подъезд влетел вслед за мной счастливый Берт:

– «Мору» купил!

– Дай попробовать, – попросил Мальборо.

– Будешь? – Берт протянул мне пачку.

– Нет, – отказалась я.

Говорили, что от этой «Моры» – сигарет с ментолом – сердце садилось лет на десять. Правда ли это или нет, я не знала, но рисковать не хотелось. А парням было наплевать, и они охотно угощались бертовским сокровищем.

Вдруг Берт отвлекся от общих разговоров, пригляделся и спросил меня:

– А че у тебя с глазом?

– Где? – встревожилась я, думая, может, сосуд в глазу лопнул.

– Да вот, – Берт указал на то самое место, где у меня был фингал за миллионом слоев тональника. – Светится что ли?

– А, это, пустяки, – отмахнулась я, досадуя на его излишнюю внимательность.

– Вчера ничего не было, – сказал Кент. – Ну-ка покажи! – и хотел осмотреть внимательнее, но я резко отпихнула его в сторону:

– Отстань! – и побежала домой.

– Все равно все узнаю! – крикнул мне вдогонку Лешка.

Мне вдруг стало стыдно за себя и за этот синяк. Я ведь могла вчера еще выйти и рассказать все Кенту, а он и Мальборо поймали бы этого парня и расспросили хорошенько. Я была уверена, что он из семнаря. Но я струсила.

Как теперь показаться на глаза Лешке? А в школе? Что, из дома не выходить, пока синяк не заживет? А Лешка наверняка выполнит свое обещание и все узнает. И что потом? Разборки, возможно, до крови. И хорошо, если с ним ничего не случится, а если? Даже думать об этом было страшно. И опять инспекция, учет, ханжеские нотации. Чем больше я об этом размышляла, тем больше разрастался мой страх поступить неправильно. А что теперь правильно, я не знала.

Глава 9.

В среду в школе я старалась ходить в темных очках. А на уроках старалась ни на кого не смотреть и ни к кому не оборачиваться, набросав на лоб волос побольше. Тональник не сильно помогал скрывать мои боевые достижения, но, слава Богу, учителя не заметили ничего.

Вернувшись из школы, я заперлась в комнате. Мама должна была прийти только вечером, поэтому, когда раздался звонок в дверь, я, догадываясь, что это Лешка, выбежала на балкон, чтобы не слышать звонкие длинные трели, добивающие мое самолюбие, но принуждена была вернуться: внизу ждала Монтана. Видимо, она заметила меня, потому что как только звонки прекратились, послышался ее голос за дверью:

– Звони, она дома.

– Сашка, открой! – Кент бухнул кулаком в дверь. – Я все равно все узнаю!

Я сидела тихо, как мышь. Я раздвоилась, как говорят индейцы. Я боялась семнаря и стыдилась этого. В то же время хотелось сказать Кенту, откуда у меня синяк. Но опять вспоминались слова Фаины о соприкосновении двух контор. Ну допустим, Кент найдет того парня, ведь он ничего не оставляет безнаказанным. А семнарь побьет его. Или вообще война завяжется. Нет уж.