— Хорошо. — Я обошла кресло, села в него, положила на колени сцепленные в замок руки. — Он был моим любовником.

От этих простых слов Кьера аж перекосило. Хотя, подозреваю, он и без того догадывался о причине наших с Арчи «разногласий». Но одно дело догадываться, другое — услышать из моих уст.

— Это было восемь лет назад, еще во время опалы, когда он приехал отбывать «ссылку» за плохое поведение. Я думала, что он собирается на мне жениться, но, как видишь, ошибалась. Мы встретились снова на твоем балу, и лорд Оллин попытался… возобновить отношения. Идея не вызвала у меня энтузиазма. И тогда, испытывая острую нужду в деньгах из-за своего образа жизни, он не придумал ничего лучше, чем шантажировать меня этой давней связью.

Говорить было тяжело. Я пыталась сжать откровение как можно сильнее, чтобы быстрее с ним разделаться, и голос звучал сухо, неприятно царапая еще не до конца зажившее горло. Мне не хотелось себя оправдывать, не хотелось приукрашивать действительность. Если Кьер так хочет знать — пусть знает.

— Он потребовал пятьсот толлов и дал мне срок до субботы. Как ты догадываешься, у меня таких денег не было, а если бы и были, я не настолько глупа, чтобы отдавать их ему вот так. Я попыталась вызнать о нем побольше, и выяснила, что лорд Оллин погряз в долгах, причем если сесть и посчитать общую сумму того, что он должен людям высшего света, все это и проценты, то из долговой ямы виконту не выбраться даже если вступится папенька. Не говоря уже о том, какой резонанс такое дело произведет в обществе.

Я перевела дух и пожалела, что кроме виски на столе ничего нет. Стакан воды мне бы не повредил.

— Мне виделся один единственный вариант заставить молчать шантажиста — это шантажировать его в ответ. И тогда я пошла в банк. Они готовы были предоставить мне кредит, достаточный для того, чтобы выкупить большую часть долговых расписок Арчи. Пришлось бы отдавать им все жалование в течение трех лет, но… отец все равно не берет моих денег, так что никто и не заметил бы их исчезновения, и я решила считать это платой за наивность. Да, по сути вышло бы, что лорд Оллин получил свои деньги. Но так я была уверена, что он будет молчать. А чтобы убедиться в этом, я не стала брать кредит сразу, а сделала несколько фальшивых расписок и пошла с ними к виконту. Я предполагала, что он будет в бешенстве, но подумать не могла, что… — я осеклась, сглотнула, и закончила: — Что он попытается меня убить. Судя по брошенной реплике, он связался с кем-то, кто будет грозить ему отнюдь не долговой ямой, поэтому тот факт, что я пришла без денег…

Я замолчала. Больше мне сказать было нечего. И по правде говоря, я была бы не против, если бы и Кьер ничего не говорил, а просто успокоился, получив ту правду, которую он так желал. Впрочем, на это надеяться было бессмысленно.

— Теперь понятно, почему ты так безрассудно пошла к нему одна, — фыркнул герцог.

— Прости? — Я нахмурилась.

— Надеялась, что в глубине души он помнит о ваших трепетных чувствах и не причинит вреда?

Эти слова заставили меня поморщиться, как от сильнейшей зубной боли.

— Перестань. Мне и без того противно и тошно. Утешает меня только мысль, что все ограничилось тем, что я подарила ему свою невинность. И никаких трепетных чувств не было. Я поверила, он воспользовался и сбежал на следующий день.

Очень хотелось огрызнуться в ключе: «Все? Удовлетворил любопытство или нужны еще подробности?» — но я с большим трудом все же сдержалась. Он и без того взвинченный, ни к чему подобные провокации. Двух мужчин, жаждущих меня придушить, моя нежная душевная организация (и шея!) не перенесет.