Я даже не стала отвечать, придвинувшись поближе и вглядываясь в лицо трупа. Так получилось, что для равновесия мне пришлось опереться на плечо доктора Стеценко. Он не выказал никакого неудовольствия, а я напряженно прислушивалась к своим впечатлениям. Похоже, что я стала относиться к нему гораздо спокойнее. Еще немного, и можно будет с чистой совестью считать, что мы друзья, а не любовники. Соответственно, и проблема мужчины в моей жизни тогда снова встанет со всей остротой. Я уже давно поняла, что слегка отстаю в развитии, поскольку нормальной юности у меня не было, я все время училась и работала, было не до этого, а природа-то берет свое. Вот сейчас настал час «икс», когда хочется любви и ласки так, что скулы сводит. Наверное, и сыночек в меня пошел, женщины его не интересуют, не интересуют, а уж потом как заинтересуют – мало не покажется.

Стеценко пошевелился, и вся лирика тут же вылетела у меня из головы. Пальцами в резиновых перчатках он методично ощупал голову трупа, раскрыл веки и заглянул в глаза, отвернул губы, проверяя, нет ли там кровоизлияний. Их не было. На вид все было пристойно.

– Ну что, на первый взгляд похоже на отравление димедролом, – пробормотал Стеценко, складывая стопочкой пустые упаковки из-под лекарства, валявшиеся рядом с трупом. – Зрачки расширены, есть некоторые признаки смерти по асфиктическому типу.

– По асфиктическому?

– Да ты не волнуйся, это бывает при отравлении антигистаминными препаратами. Ротик у нее чистый, вроде бы насильно ее таблетками не кормили, синячков на ней нет. Что тебе не нравится?

Он обернулся и посмотрел мне в глаза. Черт подери, до конца моих дней я буду сохнуть по этому чудовищу. А он будет всем рассказывать, что любит только меня, но это я его не хочу, и с этим уже ничего не поделаешь.

– Скажи, пожалуйста, Саша, можно сожрать столько таблеток, не запивая водой?

– Проблематично, – согласился Сашка. – А на кухне смотрели? Может, она там стаканчик оставила?

– Саш, может, она даже помыла стаканчик. А пустые упаковки зачем с собой принесла?

– Чтобы нам облегчить работу, – меланхолично произнес Стеценко. – Согласен, логично пустые упаковки оставить там, где употребили таблетки. Куда она их несла? К тому же димедрол так стремительно не действует, чтобы она не успела дойти с кухни до постели.

У нас за спинами напряженно прислушивался к нашему негромкому диалогу Петр Валентинович. Конечно, ему страстно хотелось, чтобы тут обнаружилось кошмарное убийство, а мы бы с ним его моментально распутали...

На пороге комнаты появился неразговорчивый оперативник из убойного. Он помахивал каким-то листочком.

– Я тут с понятыми поболтал, – хмуро произнес он. – С соседями ее. Установил подружек. Мужа бывшего вызвал, он сейчас подъедет. Ничего?

– Правильно, – кивнула я, удивляясь про себя. Я-то грешила на него, как на бездельника, а он, оказывается, времени даром не терял.

– Я вот тут набросал план мероприятий, – продолжал оперативник, сразив меня окончательно. Опер, который по собственной инициативе, да еще пока дело не возбуждено, сочиняет план мероприятий, – это, как в рекламе пива, «то, ради чего стоит жить». Сегодня просто день открытий чудных, сначала миляга Петр Валентинович со своим заразительным молодым задором, потом этот молчальник, исполненный скрытых достоинств...

– Как, кстати, вас зовут? – спросила я хмурого убойщика. Страна должна знать своих героев.

– Буров, – буркнул он.

– А вы откуда пришли? Вы ведь недавно у нас в убойном?

– Я из области перевелся, – ответил Буров. – Из деревни, так что не обессудьте. – При этом ни тени улыбки не появилось на его озабоченном лице.