Шилов усмехнулся. За две недели, которые он прожил в общежитие, ему так и не удалось распознать в Жорике блатного урку. Урка в Жорике пробудился только сейчас, в камере…

– Сейчас поведут пытать, – начал советовать Жорик. – Ни в чем не сознавайся. Шел мимо, споткнулся, авоська сама на него упала… а то сейчас припаяют срок года на три, и тогда будь здоров…

Шилов смотрел на своего соседа по общежитию большими круглыми глазами. Тот продолжал:

– Главное – не сознаваться. Я – не я, лошадь не моя. Понял?

– Понял, – кивнул Иван.

– И все будет ништяк…

Шилова вскоре забрали из «телевизора» и отвели к оперу, в кабинет уголовного розыска.

– Ну, и что с тобой делать, Шилов? – спросил лейтенант, помахав перед его носом пачкой листов: – Смотри, твои дружки все как один на тебя показывают – ты подбивал на драку, ты её затеял, и ты же его авоськой, – лейтенант с горечью прикрыл глаза: – авоськой с пивом… и ни одной не осталось… хулиганство или покушение на убийство иностранного подданного?

Шилов впервые в жизни попал в милицию, не знал как себя вести, а короткий инструктаж Жорика уверенности ему придать не смог. Пустив слезу, он долго клялся, что больше не будет, но строгий лейтенант вынес свой вердикт:

– Посидишь у нас дня три, пока то да сё…

Товарищ из КГБ в штатском, вернувшись из больницы, где сейчас восстанавливали пошатнувшееся здоровье царствующей особы, сообщил перепуганному Шилову, что тот отчислен из института, как неблагонадежный. То же самое было сообщено и Жорику. Неблагонадежность студентов определялась не столько их поступком, сколько закрытостью института…

С тяжелым сердцем Иван вместе с Жориком вошли в камеру.

Там сидели двое.

– Здравствуйте люди добрые… – поздоровался Жорик.

– Оба-на! – один из сидельцев, тот, что был помоложе, подскочил: – Кого это к нам судьба забросила? А ну, обзовитесь, кто такие будете!

– Я Жорик с Ростова, меня там многие знают. Сеня, Зёма, Васек толстый…

– Знаю Зёму, – кивнул второй сиделец. – Зёма чувак правильный…

Первый посмотрел на Шилова:

– Ну, а ты обзовись…

– Ваня я, с Дальнего Востока… – глухо отозвался Иван, вусмерть перепуганный видом настоящих уркаганов, тела которых были синими от обилия наколок…

– Откуда? – у собеседника чуть шар не выпал.

– С Дальнего Востока… – повторил Иван и спросил. – А вы кто?

Сиделец не ожидал, что его назовут на «вы» и неожиданно для себя отозвался:

– Санек…

После выдержанной стратегической паузы Санек спросил:

– И за что тебя, Ваня с Дальнего Востока, к нам подбросили?

– Негру голову снесли… – отрешенно отозвался Иван, ожидая, что старшие по возрасту люди начнут его за это ругать…

– Что, замочил, что ли? – радостно спросил Санек.

Жорик ответить не успел. Иван вспомнил негра, с ног до головы облитого пивом…

– Замочили… – так же отрешенно кивнул Иван.

Жорик не стал ничего добавлять. Нормальный ответ. Авторитетно, коротко, внушает доверие…

В камере воцарилась тишина. Длилась она две с половиной минуты. Санек спросил:

– На чем, братаны, зарухались?

– Свои заложили… – ответил Иван, вспомнив, как лейтенант махал у него перед носом листами бумаги.

– А ты что, Санек, – спросил Жорик. – Уполномоченным сюда приставлен? Почему тебя это интересует?

Санек хмуро посмотрел на Жорика. Иван подумал, что этот Санек сейчас убьет кореша…

– Вот всегда так! – вдруг крикнул Санек. – Все беды от своих! Так ты, Ваня, первый раз, что ли?

– Ага…

– Ты не ссы… первый всегда бывает…

Потом похлопал Жорика по плечу:

– Ну-ну… молодой. Далеко пойдешь…

Поднялся второй сиделец:

– Колян, – представился он, может, лет на двадцать старше Ивана и Жорика.