Иг инстинктивно от нее отдернулся.

Девочка начала что-то ворчать и топать ногой по полу. Элли Леттеруорт вздохнула, наклонилась к Игу и сказала:

– Мне бы очень хотелось дать пинка ей в задницу, только я боюсь, что скажут тогда эти люди. Вы думаете…

– Нет, – сказал Иг.

Он не мог знать все эти вещи про нее, однако знал их так же, как ее адрес и номер телефона. Точно так же он знал с высочайшей уверенностью, что Элли Леттеруорт не стала бы беседовать с посторонним человеком насчет того, чтобы дать пинка своей дочери. Она сказала это так, словно говорила сама с собой.

– Нет, – повторила Элли, открыла свой журнал и тут же дала ему закрыться. – Пожалуй, и правда не стоит. Я вот тут думаю, не стоит ли мне встать и уйти. Просто оставить ее здесь и уехать. Я буду жить у Майкла, прятаться от мира, пить джин и непрерывно трахаться. Мой муж возбудит дело об оставлении супруга и ребенка, но какая мне разница? Вот вы – вы хотели бы получить частичную опеку над этим существом?

– Майкл, – спросил Иг, – это ваш инструктор по гольфу?

Элли кивнула, мечтательно улыбнулась и сказала:

– Самое смешное, знай я, что Майкл – ниггер, в жизни не записалась бы на его уроки. До Тигра Вудса[3] в гольфе не было никаких черножопых, кроме как чтобы подносить клюшки, – только там и можно было от них спрятаться. Вы же знаете, какие эти черномазые, всегда висят на своих мобильниках, и что ни слово – фак это и фак вот это, а как они смотрят на белых женщин! Но Майкл, он образованный и говорит получше другого белого. А что говорят про черные члены, так это все правда. Я пилилась с уймой белых парней, и ни один из них не был оснащен так, как Майкл. – Она улыбнулась, наморщив свой носик, и добавила: – Мы называем это «большая клюшка».

Иг вскочил на ноги, подошел к окошку, торопливо нацарапал ответы на немногие вопросы анкеты и протянул пюпитр секретарше.

За его спиной раздался истошный детский вопль:

– Нет! Нет, я не буду сидеть!

– Пожалуй, я должна что-то сказать матери этой девочки, – сказала секретарша, глядя мимо Ига на женщину с дочерью и не обращая внимания на заполненную анкету. – Конечно, она не виновата, что ее дочь – визгливое дерьмо, но я точно обязана кое-что ей сказать.

Иг взглянул на девочку и Элли Леттеруорт. Элли снова наклонилась над дочкой, тыкала ее свернутым журналом и что-то угрожающе шипела. Иг повернулся к секретарше.

– Конечно, – сказал он, не понимая, о чем разговор.

Секретарша раскрыла было рот, но потом запнулась, озабоченно глядя на Ига.

– Мне бы только не хотелось устраивать тут безобразную сцену.

В кончиках его рогов запульсировал неприятный жар. Что-то в нем до крайности удивилось – а ведь он не носил рога еще и часа – тому, что она медлила воспользоваться полученным от него разрешением.

– Это в каком же смысле вам бы не хотелось устраивать сцену? – спросил Иг, беспокойно подергав себя за бородку, которую сейчас отращивал. Любопытно посмотреть, сможет ли он сломать сопротивление секретарши. – Просто удивительно, как много люди позволяют сейчас детям. Слегка поразмыслив, вы вряд ли станете винить ребенка, чьи родители не могут научить его хорошим манерам.

Секретарша улыбнулась сухо и благодарно. При виде этой улыбки его рога окатило приятным холодом.

Секретарша встала и взглянула мимо него на женщину с девочкой.

– Мадам? – окликнула она. – Можно вас на секунду, мадам?

– Да?

Элли Леттеруорт с надеждой вскинула глаза, возможно ожидая, что ее дочку сейчас позовут к врачу.

– Я понимаю, что ваша дочь очень расстроена, но если вы не в силах ее успокоить, не кажется ли вам, что нужно, на хрен, хоть немножко думать о сидящих здесь людях и вам бы стоило вытащить свою толстую жопу наружу, где нам не придется слушать эти омерзительные визги? – спросила секретарша, улыбаясь пластиковой, словно приклеенной улыбкой.