– Я пока не отрицаю теории Большого взрыва,¬ – последовал вежливый ответ, – я в ней сомневаюсь.

– Вот, значит, как?! Вы, оказывается, некий Галилео Галилей, отрицающий учение Коперника. Глубоко копаете. – Доза сарказма в голосе Кильчинского могла бы убить слона. – Ну-ну. В таком случае, объясните, будьте любезны, в чем кроются ваши сомнения? Мне кажется, что вы или невнимательно, через пень-колоду, читали научную литературу, или сделали неверные, абсолютно вздорные выводы из прочитанного. Или обуяны своей гениальностью. Это иногда бывает у преподавателей физики в средней школе. Взять хотя бы Циолковского… Может, вы в своей средней школе знаете и ответы на эти вопросы?

– Я волнуюсь, профессор, и потому мои объяснения могут быть сбивчивыми и непонятными. Прошу меня извинить.

– Владимир Борисович,¬– поднялся с места проректор, теперь уже очень серьезный, – может, не будем слушать этого…экзальтированного человека? Мы и без того отобрали у вас много драгоценного времени.

– Нет, отчего же? – быстро возразил задетый за живое Кильчинский. – если у слушателя есть собственные соображения, пусть доложит. Когда же еще он это сможет сделать? Потом скажут, что я ушел от научного диспута. Да и студентам, я думаю, будет полезно знать, как ведутся научные споры: иногда содержательные, а иногда совершенно бестолковые. Пожалуйста, молодой человек.

Кильчинский, конечно же, приглашал на трибуну слушателя смеха ради. Это была скорее некая ораторская фигура, прием, чем реальное приглашение. Но к его неописуемому удивлению нахальный слушатель поднялся и, несмотря на то, что его сосед усиленно хватал его за джинсы, пытаясь остановить, стал пробираться по ряду. Легко, непринужденно, почти танцуя, он пробежал по ступенькам и подошел к трибуне.

Девушки, которых на удивление много было в этой специфической аудитории, невольно ахнули – какой красавец! Высокий, широкоплечий, стройный, как полубог. А лицо?! А лицо – Байрон, не меньше! Или Моцарт в минуты написания своего «Реквиема» или Шопен, или другой гений в миг творческого озарения. Прекрасное одухотворенное лицо, горящие вдохновением и энергией глаза. Такому трудно противостоять, такому трудно не верить.

– Я волнуюсь, профессор, и потому мои объяснения могут быть сбивчивыми и непонятными. Прошу меня извинить.

– Ближе к делу. Уж как-нибудь поймем, – поторопил академик, ошарашенный невиданной беспардонностью и такой же привлекательностью слушателя.

–Теория инфляции как виртуальное умственное ухищрение вроде бы объяснила ряд противоречий, – начал незнакомец.

– Почему «вроде бы»? – запальчиво перебил его Кильчинский, тоже известный спорщик, – она объяснила многие результаты исследований и астрономических наблюдений.

– Да, эта теория объяснила многое, но далеко не все,¬ – спокойно продолжал новоявленный докладчик. Странно, но несмотря на свой внушительный рост, он все же неправдоподобно высоко возвышался над трибуной, словно она на глазах уменьшилась в размерах или сам докладчик неожиданно подрос на полметра. А тот чувствовал себя все уверенней. Аудитория слушала, как загипнотизированная. – Теория, например, не объясняет, почему скорость расширения Вселенной не уменьшается, чего следовало бы ожидать, исходя из вашей теории, а¬, наоборот, растет. Она стыдливо умалчивает о том, что же было до Большого взрыва и что будет после того, как его волны окончательно затухнут. Теория Большого взрыва не объясняет удовлетворительно квантовых эффектов, которые должны возникать вблизи точки сингулярности и возникают-таки при взрыве сверхновой.