– Я пожалуюсь твоему главврачу и посоветую ему гнать тебя в шею, – в бессильной злобе прошипел фирмач.

– Выходит, я еще долго буду работать – со снисходительной улыбкой ответил врач, все еще мучаясь неотступным вопросом. – Честное слово, рад был бы вам помочь, но в данной ситуации ничего не приходит на ум. За свои пятьдесят лет работы первый раз сталкиваюсь с таким случаем. До свидания.

Некоторое время в кабинет ходили, как в музей мадам Тюссо. Лепешкин Семен Данилович – так, оказывается, звали хозяина фирмы – сначала негодовал, гнал всех прочь, но посетителей все прибывало, и он устал, погрузился в нечто, напоминающее прострацию. Из художественных мастерских, расположенных неподалеку, приходили художники и скульпторы, профессионально рассматривающие неожиданную скульптуру. Спорили о художественном стиле, в котором выполнена работа.

Некоторые утверждали, что это чистый натурализм с уклоном в примитивизм. другие говорили, что здесь большая струя социалистического реализма и постреализма. Третьи со знанием дела и применением всего арсенала художественной аргументации в стиле академика педагогических наук Голобородька пространно доказывали, что реализм неспособен с такой художественной убедительностью показать звериный оскал современного капитализма; здесь, мол, явно присутствует техника и философия сюрреализма: достаточно посмотреть, как выполнены жировые складки на шее. Четвертые видели в статуе признаки абсурда. Однако, все соглашались, что замысел и воплощение – гениальны. Сочетать камень с живой плотью – до такого не додумались даже творцы, использующие в своем арсенале художественных средств пивные бутылки, пищевые отходы и экскременты диких животных.

Так продолжалось около суток. К утру Лепешкина отпустило, зато напал злокачественный жор. Семен Данилович заказывал все подряд: салаты, холодные закуски, спиртные напитки, первые, вторые и третьи блюда, десерты. Причем, все самое дорогое: икру черную и красную, осетрину отварную, колбасу сырокопченую, французские вина и коньяки каких-то немыслимо старых годов, трюфеля в труднопроизносимых соусах, сверхмодные закуски в авангардном стиле, когда на молекулярном уровне соединяют несоединимое, например, молоко с помидором, соленую сельдь с мороженым и тому подобные фокусы.

Элегантные официанты, мешая друг другу, то и дело вносили все новые и новые деликатесы. Живот бедного Лепешкина уже разнесло до невозможности, а он продолжал заказывать и заказывать. Он отрицательно, категорически махал рукой, а голос произносил новые требования. В кабинете уже было некуда ставить посуду с едой, а она все поступала и поступала.

Такая же напасть постигла двух заместителей мэра города, начальника отдела ритуальных услуг горкоммунхоза, двоих начальников районных отделов полиции, трех прокуроров, пятерых судей, нескольких депутатов различных уровней, в том числе и депутата парламента, а также начальника управления по защите прав и свобод потребителей, начальника антимонопольного комитета, главврача городской санэпидемслужбы и двух криминальных авторитетов. Когда стали выяснять логику этого необычного явления, то оказалось, что все обжоры так или иначе были связаны с господином Лепешкиным.

Все бросились к нему. В перерывах между заказами очередной жратвы Лепешкин пытался понять суть этого явления, пока не вспомнил разговор с необычными посетителями и записку, оставленную ими. Кинулись искать клочки драгоценной теперь бумажки. Уборщица Катька, которую сперва назвали Екатериной Ивановной, гордо доложила, что уже произвела уборку вверенной ей конторской территории и вынесла ведро с мусором в соответствующий контейнер.