г. Москваiri_glu@hotmail.com
В 2000 году вышла моя книга «Индийское паломничество. Метафора движения и движение метафоры», которая через сколько-то лет попалась на глаза Д. Н. Замятину. Знакомы мы не были, но случайно пересеклись на какой-то конференции в Питере. Он сообщил мне, что о паломничествах пишут географы, а значит я – географ, и предложил заглядывать на семинары по гумгеографии в Институт культурного и природного наследия. Там я провела немало увлекательных часов, влилась на полставки в ряды сектора/ Центра и познакомилась с Борисом Борисовичем. Обычно он бывал хмур и скептичен, сжато подводил итог – как правило, не слишком воодушевляющий, – общим разглагольствованиям, но всегда это был моноспектакль – интонационно однообразный – бу-бу-бу и насыщенно-едкий по смыслу. Мы, конечно, ждали этого умозаключения. Через какое-то время я стала улавливать логику Родомана, а не только чеканные парадоксы, и в конце концов мы оказались взаимно симпатичны друг другу.
В 2013 г. вместо Ю. А. Веденина пришел новый директор и приступил к ликвидации нашего Центра. Я написала заявление об уходе по причине «утраты желания работать в Институте наследия», а Родомана в 2015 г. уволили за «прогулы» со ссылкой на статью 193 Трудового кодекса, о чем он проинформировал меня по почте. Наша переписка по этому поводу сохранилась: «Ну что ж, Борис Борисович, прямая иллюстрация к «жить стало лучше, жить стало веселее. Когда веселее живется, работа спорится‟. И еще: «Все, что не убивает, делает нас сильнее‟. Не сомневаюсь, что Вы стали веселее и сильнее». Он ответил: «Дорогая Ира! Как хорошо Вы меня понимаете! Мне в самом деле стало веселее. Увольнение меня за прогул в 2015 г. украсит мою биографию, пожалуй, не хуже, чем изгнание из МГУ в 1984 г.». Я написала: «Большому кораблю – большое плаванье!», и в ответ получила: «Не преувеличивайте моего значения во Вселенной. Я возможно вхожу в первую тысячу интеллектуалов России, но далеко не в первую сотню».
Между тем, за время общения с гумгеографами, я действительно стала возбухать чем-то географическим2, перенасытилась «ландшафтом» и мой лексикон обогатился термином «картоид». Визуально, конечно, я была к этому благорасположена давно в силу собственной профессии индолога и индианиста и сакрализованного индусской мифологией пространства Индии. Но как Журден, не знала о том, что говорю прозой, т.е. соединяя ритуал с местом его отправления, занимаюсь религиозной географией; что, выделяя районы и подрайоны в Махараштре, выстраиваю территориальные ареалы и сети; наконец, читая курс по «Культурной регионологии» в РГГУ, имею дело не с чем-нибудь, а тем, для чего Родоман изобрел слово. Так появилась статья «Геокартоидный «парад‟, или Визуальная стабилизация индийского федерализма», которую я к тому же посвятила «Дмитрию Замятину, Борису Родоману и Ивану Митину», резервуарам моего географического вдохновения.
Вот что написал по этому поводу Борис Борисович:
«Дорогая Ира! Я изучил присланные Вами материалы и прочитал Вашу статью о геокартоидах. Серьёзных замечаний у меня нет, но есть некоторые соображения.
1. Этот вид геокартоидов заслуживает какого-то наименования, которое вошло бы в науку прочно. Его надо придумать. Речь идёт о прилагательном.
2. В нашей стране такого рода картоиды (были) распространены гораздо меньше, чем в британизированной индийской культуре, но м.б. это и хорошо, т.к. при нынешнем режиме «нам только этого не хватает».
3. А чего нам, возможно, не хватает на самом деле – это аналогичной научной работы по России и СССР, если таковой ещё не было. Яркая тема даже для диссертаций лежит на поверхности; кто подберёт первый?