Ася ошеломленно смотрела на женщин, совсем не вслушиваясь в слова. Спасало ее только то, что она не запомнила всего, что они наговорили друг другу в тот ужасный день.
После их ухода три женщины некоторое время сидели молча. Бабушка перебирала в руке уголок выцветшего фартука и что-то бормотала себе под нос. Иногда Ася слышала что-то, напоминающее молитву, а чаще бабушка просто рассказывала о происходящем ушедшему мужу, по-прежнему называя его «дедушкой». Мама молча уставилась в экран телевизора, но Ася знала: когда она будет в состоянии говорить, обязательно начнет именно с этой темы. В глубине души она уже считала себя победительницей, уж дочке это было известно лучше всех. Упрямства и нежелания уступать ей хватало. Ася убрала со стола, вымыла тарелки, потом взяла с книжной полки книгу и села в кресло, делая вид, что читает. Через некоторое время раздался голос матери:
– Нужно было раньше сообразить и отправить к ним любимую мамочку! Хотят показать, как они любят родителей и готовы о них заботиться – пусть поживут с ней пару недель.
И снова воцарилось молчание. Ася прямо-таки видела, как мама прокручивает все это в голове, составляет новый план. Ей очень хотелось, чтобы она перестала раскручивать колесо своих мыслей, но прекрасно понимала: это уже никому не остановить. Асю охватил страх, ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы удержаться и не заплакать. Ей нельзя было показывать свою чувствительность. Подобные вещи мама считала слабостью. Она, своенравная и неуравновешенная с раннего детства, не могла понять ни чувствительную дочь, ни спокойную уравновешенную сестру. Ася думала о том, как из гордости или упрямства две сестры превратились в совершенно чужих людей.
И еще Ася пыталась объяснить себе поведение старшего брата, но так и не смогла. Это он водил ее за руку в детский сад, сажал на шкаф в старом дедушкином доме, ожидая, пока она не попросит пощады, он брал с нее обещание не рассказывать своим родителям о том, что он курит. Он совсем недавно приходил советоваться с «теткой» касаемо своих сердечных дел. Ната не одобряла его избранницы – слишком проста и невыразительна. Сомнительная семья, пьющий отец, девушка плохо воспитана, ничем не интересуется – это неподходящая партия для ее сына-красавца. Мама, казалось Асе, поддерживала племянника именно по этой причине. Вопреки мнению сестры. И он летел к тетке – так он звал Люсю – за сочувствием и поддержкой. Ася его очень любила, восхищалась его целеустремленностью. Он любил море и заставил родителей принять его увлечение, Ася любовалась его красотой. Он был очень привлекательным молодым человеком, прекрасным рассказчиком, балагуром, он сводил с ума девушек своими манерами, модной одеждой и игрой на гитаре. Вспоминая об этом, Ася улыбнулась, и вдруг ее счастье выключилось так, будто погас свет в яркой освещенной комнате, и погрузил все в абсолютную темноту. Ругая себя за наивность, снова пытаясь разобраться в случившемся, она вдруг произнесла: «Неужели людей интересуют только деньги?». К счастью, мать этого не слышала, а с того самого вечера все у них пошло наперекосяк.
Бабушка стала какой-то отстраненной, глаза смотрели настороженно и пугливо. Маме стали приходить какие-то письма от дальней родни, она читала молча и никогда не комментировала, она не обращала на это никакого внимания. Было ясно, что ее мысли заняты чем-то другим, более значительным. А потом начались эти ежемесячные поездки на такси к Нате.
Бабушку ненужным бессловесным грузом высаживали у подъезда, на обочине суетился водитель, ставили рядом вещи – и прости-прощай на две недели, даже если вслед уезжающей машине неслись крики тети и ее сыновей. Что тогда они говорили, Ася не помнит, но общий смысл до нее, конечно же, доходил: подобной выходкой мама наносила вред безупречной репутации их семьи, выливала помои на чистую, обсаженную молодыми деревьями улицу. Коллеги мужа, проживающие по соседству, могли быть свидетелями этой семейной ссоры, а допустить подобное было никак нельзя. Что при этом чувствовала бабушка, никто не брал в расчет. Ее мама использовала как орудие мести. Бабушку молча высаживали. Мама с торжествующим видом, не обращая никакого внимания на несущуюся ей вслед брань, давала указания водителю и не смотрела на хлюпающую носом дочь.