В миру окажется равно.
Ещё вчера вело и грело,
Роднило город и село,
А вот, поди ж ты, устарело,
Музейный статус обрело.
Мертво для споров и оценок,
Для откровений и суда,
Как будто в радуге оттенок
Теперь утрачен навсегда.
Желание
Солнца медленное кружение,
Свет последний неугасим.
Это время самосожжения
Клёнов, ясеней и осин.
Ни безверия, ни распада…
Так бы встретить суметь и мне
Время грустное листопада,
Остывающий свет в окне.
Не юродствуя,
Не озлобясь.
Камень ближнему не тая,
Чтобы раньше на миг, чем совесть,
С белым светом расстался я.
«Уходя подобру-поздорову…»
Уходя подобру-поздорову,
Обожгусь, задувая свечу…
К твоему ненадёжному крову
Ни за что привыкать не хочу.
Есть резон у такого итога:
Безнадёжна любовь-инвалид.
Отчего же не место ожога —
Всё простившее сердце болит?
«Давно забытая отрада…»
Давно забытая отрада —
От счастья голову терять,
Но девичьего винограда
Так дерзко пламенеет прядь!
Так воздух утренний разрежен
И удивителен на вкус,
И, облетевший, не заснежен
Вдали черёмуховый куст.
Пускай седыми холодами
Грозит недальняя зима,
Пускай не видимся годами
С той, что свела меня с ума.
Но иногда приходят снами —
Её лицо, улыбка, речь…
И очарованная память
Уже дороже новых встреч.
«Не знаю, как любовь кончается…»
Не знаю, как любовь кончается.
Быть может, над землёю тленной,
Как струйка дыма, истончается,
Чтобы остаться во Вселенной.
А может, нищенкой на паперти —
Ни мёртвая и ни живая,
За медяками нашей памяти
Стоит, лица не открывая.
Неизгладима и невенчана,
Забвенна и неотторжима…
Прости, что музыка не вечная
Нас на путях земных кружила.
Ведь так бывает, так случается:
Вдруг разминулись бестолково…
Не знаю, как любовь кончается.
Со мною не было такого.
Выстрел
Уповая на чудо,
Отпустил тетиву.
В никуда ниоткуда,
Наугад,
В синеву.
И пошёл за стрелою
Через поле и рвы.
Лишь лихое да злое
Повстречалось, увы.
В никуда ниоткуда
Проутюжил стерню.
Молодецкую удаль
Загубил на корню.
Заблудился не первым
В дикой чаще лесной:
Ни лягушки-царевны,
Ни стрелы запасной.
Вот наука невежде…
Хватит ваньку валять!
Надо целиться прежде,
А потом уж стрелять.
«Вот мальчик…»
Вот мальчик.
Влюблён и наивен.
Охотник, дитя, дуралей.
Вот женщина.
Лето и ливень,
И чувственный сумрак аллей.
Наверное, это случится
И душу отравит, как яд.
Зовёт, ускользает, лучится
Её понимающий взгляд.
Так следуй, мальчишка отважный,
Ознобному гулу кровей!
…Как волосы пахнут
На влажной,
Дождями омытой траве.
О, женщина!
Автор и зритель
Спектакля, что создан шутя.
Пусть думает: он – победитель!
Охотник наивный,
Дитя.
Соловей
Сколько их под этой звёздной сферой —
То правее трели, то левей…
Говорят, он маленький
И серый,
В зарослях поющий соловей.
В темноте почти бессильно зренье,
Но глубок и осязаем звук.
Ни к чему цветное оперенье
Этой песне воли и разлук.
Ничего не знаю совершенней.
Слушаю – живую воду пью!
Никаких особых украшений
Русскому не надо соловью.
«Всего не постигнуть умом…»
Всего не постигнуть умом
И не надо:
Есть тайна в предутреннем шелесте сада,
В гуденье недавно растопленной печки,
В несвязном журчанье мелеющей речки.
Как сладко услышать средь тысяч созвучий
Таинственный зов пламенеющей тучи
И шум поднебесный угрюмого бора
Раскатами неисчислимого хора!
Душе ведь не нужно особой науки —
Ловить на лету эти ритмы и звуки,
Мелодии, жалобы, вздохи и пенье,
В которых сливаются страсть и терпенье.
Неявную весть о былом и грядущем
Навеют дорога и поле, и пуща.
Не всё и всегда уловимо для слуха,
Но сердце стократно надёжнее уха.
«Речки заросшее узкое русло…»
Речки заросшее узкое русло,
Непроницаемый сумрак дерев.
Что ж вы молчите и смотрите грустно,
Щёку ладонью легко подперев?
Где-то кричит одинокая птица,
Рыба играет и вьётся вьюнок,