Мне стало жаль ее будить. И я отступил.  

Лана 

Я лежала на диване с плотно закрытыми глазами. Из последних сил пыталась сделать вид, будто сплю. Будто не слышу его шагов и не знаю, что он рядом.  

Меня трясло мелкой дрожью от самой только мысли, что он здесь. Что он вернулся и опять захочет это сделать. Я лежала и молилась, чтобы он ушел. Чтобы он подумал, что я сплю, и больше не мучил меня.  

Просто уйди. Умоляю тебя. Подумай, что я сплю — оставь меня в покое и уйди... 

5. 5

Марат 

Я поставил кресло напротив дивана со спящей паршивкой и сел в него, задумчиво скрестив руки. Просто смотрел на нее, наблюдал. Сидел и охранял ее сон. А еще не хотел, чтоб она убежала. Хотел дождаться, пока Лена встанет, чтобы нормально поговорить — как взрослые люди. Хотел ей объяснить, что она тут надолго, и в ее же интересах будет пойти на уступки. Либо она спит со мной в одной постели... либо она спит со мной в одной постели. Третьего не дано. 

Но сперва я решил дать ей нормально выспаться. Она устала, я выжал из нее вагон и малую тележку слез — для бабы это стресс. Пускай поспит. Это только на пользу. 

Я сидел в глубоком кресле, не сводил с нее глаз. Все думал о Вале, о ребенке. О теплом женском теле. Об обычном человеческом счастье, которого нет.  

А потом уснул. 

Проспал почти весь день и очнулся уже вечером. От сильного грохота. 

— А?! Что?! — вскочил я от шума. 

За окном бушевала гроза. С крыши лила вода, слепила молния. Небо затянуло тучами, все было черным, беспроглядным и грустным. А самое главное — не было ее. Диван был пуст. 

— Лена! 

Я встал и глянул замки. На входной двери были открыты все, кроме магнитного — его эта сучка не могла открыть. Он электрический, со сканером пальца.  

— Вот тебе и слепая, мля. Как заправский медвежатник. Стоило закрыть глаза... Лена! Думаешь в прятки играть?!  

Ее нигде не было. За окном льет дождь, входная дверь закрыта. Свет горит только в гостиной. Где же она? Неужто убежала? 

Первым делом я проверил окна. Везде были решетки, но она фигура хрупкая, могла пролезть и между прутьев при желании. Только этого мне не хватало. Черт! 

Я поднялся на второй этаж, вошел в хозяйскую спальню — тут была открыта дверь на балкон. Ветер мотал уже мокрую штору, она хлестала словно кнут. А на балконе никого. Пусто. 

— Лена! — крикнул я еще раз. Но кричал я в темноту. Повсюду темно, нет ни души, ни огонька. Ни одного света фар.  

Не могла же она вот так просто прыгнуть вниз... 

Постояв под ливнем минут десять и придя в себя, я просто смирился и закрыл эту дурацкую дверь. Она ушла, я снова был один. 

Спустился вниз, открыл любимый бар. Плеснул вискаря. Сделал пару глотков. Но уже не вставляло. Мне казалось, я хожу по кругу. Этот цикл повторялся снова и снова, словно лабиринт. Я вертелся как белка в колесе. Даже не в колесе — скорее в мясорубке. Я сам крутил ее ручку и сам же себя мучил, перемалывая жизнь. Гребаный день за гребаным днем. 

Все это было глупой затеей с самого начала. Вся эта линия с местью, ребенком, фальшивой слепотой. Из этого не могло что-то выгореть. Я просто гнался за воздушным замком, которого не было. 

Зашел в ванную, включил кран на всю, чтобы вымыть руки и лицо. Вода била фонтаном в ладони. Впрочем, из-за дождя за окном было и так довольно шумно. Закатав рукава до локтей, я окунулся под холодную струю и стал тереть свою страшную рожу. Поднялся и взглянул на себя в зеркало. Хотел увидеть эту морду еще раз. Эти черные убитые глаза. Небритые щеки. И шрам. 

Он никуда не девался. Огромная отметина от глаза до самого подбородка. Вся правая часть лица превратилась в нечто несуразное. Шрам делал меня чудовищем. Это видели все, кто контактировал со мной. Стоило войти куда-то в здание или в кабинет — и меня уже не забывали. Никогда. Это лицо со шрамом становилось моей фишкой, слава о нем шла впереди хозяина. Люди оглядывались, перешептывались. Боялись. Ненавидели меня. Все от меня бежали словно от монстра.