БЕЛЯЕВ

В смысле?!


МАРГО

Какой-то Панин.


Беляев тут же возвращается в предыдущее настроение.


БЕЛЯЕВ

Фуф! «Какой-то Панин» – мужик! Будь спок, подруга дней моих суровых. Давно ждём. Иначе тут нынче…


Беляев делает жест не то в сторону подвала, не то в сторону главного корпуса, не то и вовсе в небо. Марго смотрит на Беляева вопросительно, с тревогой. Беляев машет ручкой.


БЕЛЯЕВ

Куликовский психует. Непонятно что как… Пойду, поприветствую Семёна Ильича. И тебе советую дружить. С ним. И особенно с его…


МАРГО

Кем?


БЕЛЯЕВ

Сама узнаешь!


Уходит по коридору в сторону оперблока. Марго смотрит ему вслед в лёгком недоумении.

17-27.ИНТ. РОДДОМ/ОПЕРАЦИОННАЯ ОБСЕРВАЦИИ. ДЕНЬ.

(ПАНИН, СВЯТОГОРСКИЙ, ОПЕРАЦИОННАЯ СЕСТРА, БОМЖИХА, БЕЛЯЕВ.)


Панин накладывает стерильную клеевую повязку на низ живота бомжихи. Святогорский пытается привести бомжиху в сознание, склонившись к ней, говоря громко, отчётливо, прямо в лицо.


СВЯТОГОРСКИЙ

Уважаемая! Гражданочка! Мадам!


Обращается к Панину.


СВЯТОГОРСКИЙ

Мог бы и поинтересоваться! Имя пациентки – главное оружие анестезиолога!


ПАНИН

Наше знакомство не назвать светским. Я выудил уважаемую гражданочку мадам из лужи в сквере главного корпуса.


В операционную со стороны предбанника заходит Беляев. Обходит стол с другой стороны. Радушен.


БЕЛЯЕВ

Приветствую, Семён Ильич!


ПАНИН

Здоров, Игорь Анатольевич!


Протягивает руку локтем вперёд – Беляев пожимает ему плечо, Панин ещё не размыт. Святогорский продолжает попытки привести бомжиху в сознание. Скороговоркой:


СВЯТОГОРСКИЙ

Елена! Борислава! Татьяна! Валентина! Ольга! Юлиана! Матильда! Анна! Тамара! …


Панин прислушивается к именам, саркастично усмехается.


ПАНИН

Акрослово несовершенно. Имени на мягкий знак не существует.


Святогорский громко орёт прямо в лицо бомжихе:


СВЯТОГОРСКИЙ

Женщина, тебя как зовут, твою-то мать?!


Бомжиха подрагивает веками и нечленораздельно мычит. Святогорский, обрадовавшись, хватает со столика иглу, втыкает в мягкие ткани плеча – происходит едва заметное сгибание руки в локтевом суставе. И на мгновение открываются глаза – пустые, безо всякого выражения.


БЕЛЯЕВ

Что тут происходит?


Во время последующего перекидывания реплик между Паниным и Святогорским, Беляев переводит глаза с одного на другого, как бы следя за теннисным мячиком.


СВЯТОГОРСКИЙ

Открывание глаз.


ПАНИН

Два балла.


СВЯТОГОРСКИЙ

Нечленораздельные звуки.


ПАНИН

Два балла.


СВЯТОГОРСКИЙ

Патологическое сгибание в ответ на болевое раздражение.


ПАНИН

Три балла.


СВЯТОГОРСКИЙ

Итого – семь!


ПАНИН

По шкале Глазго: умеренная кома.


Беляев ахает, всплеснув руками:


БЕЛЯЕВ

Да что ж такое!

17-28.ИНТ. РОДДОМ/КОРИДОР РОДЗАЛАОБСЕРВАЦИИ. ДЕНЬ.

(ПАНИН, БЕЛЯЕВ, МАРГО, САНИТАРКА ЛИЛЯ, СВЯТОГОРСКИЙ.)


Панин сидит за одним из сдвоенных столов, строчит историю родов. На нём «общепароходская» операционная пижама. Штанишки короткие, с заплатами. Курточка рваная, тесная – она ему надавила ещё в операционной – он потягивается – и курточка трещит и рвётся, обнажая великолепно контурированную мускулатуру. Рядом, за другим столом, сидит Беляев.


БЕЛЯЕВ

Э! Только приступил – а уже инвентарь мне портишь!


ПАНИН

Этот «инвентарь» давно пора на швабру наматывать!


БЕЛЯЕВ

У нас тут не Четвёртое управление…


Панин рвёт курточку надвое на груди, снимает, кидает на пол. Возвращается к писанине. Беляев смотрит на торс Панина, одобрительно хмыкает:


БЕЛЯЕВ

Я, конечно, не из этих, упокой господи душу Вовика… Но, коза тебя дери, Сёма! Я понимаю, как ими становятся!


Панин бросает на Беляева насмешливый взгляд, продолжая писать.


БЕЛЯЕВ

А ведь если бы Черкасского не убили, ты бы… (менторски) Молод! Молод ещё отделением заведовать!