Робин стал членом Comedy Club Players, внутренней группы исполнителей импровизации, которая записывала рекламные наброски и создавала персонажи, а также весьма интересные моменты вроде вечерних шоу, где аккомпанировали блюзовые оркестры. «Мы хотели быть правильными, – говорил Джим Стаал, один из членов Comedy Club Players. – Правила импровизации были неприкосновенны – важна только сцена. А затем пришел Робин и был как слон в посудной лавке. Он выдал шесть шуток, и зрители чуть не намочили штаны к тому времени, как начинает говорить другой человек. А потом, когда люди что-то говорят, он быстро меняет тему и становится кем-то другим».

Робин продолжал выступать и в других группах, в которых состоял. Бывали вечера, когда он переходил прямо из Off the Wall в Comedy Store или Improv вместе с несколькими товарищами из труппы. Валери всегда сидела в толпе на его шоу и поправляла, если он сбивался. Пока зрители еще только узнавали Робина и знакомились с его необычным стилем, Валери выступала в качестве заводилы, помогая ему и толпе привыкнуть друг к другу. Как только Валери видела, что Робин колеблется, она начинал кричать: «Робин, что там у тебя в голове?» Он слышал знакомый голос, издавал медленный крякающий звук и притворялся, что поднимает верхнюю часть черепа. Таким образом у него появлялось время перевести дыхание, прежде чем вылить следующий поток своего остроумия.

Comedy Store предлагал Робину также выход на его идола Ричарда Прайора, у которого он учился и с которым позже стал друзьями. Прайор выступал в клубе на регулярной основе, он пришел сюда, чтобы навести порядок, пошутить о своем жестком воспитании в Пеории и о своей борьбе с зависимостью от кокаина. Несколько раз в неделю Робин наблюдал, как Прайор погружался в нечеткий говор района Миссисипи и его пьяного альтер-эго Мадбона или же импровизировал на тему последней неприятности, произошедшей с ним совсем недавно. «Он выступал последним, – рассказывал Робин. – Все приходили на него посмотреть. Это была как аудиенция у папы римского. Я видел, как он делал то, что больше никогда не повторял. Люди вскрикивали: ”Покажи Мадбона!“ А он отвечал: ”Сами показывайте Мадбона, твою мать. Вы знаете его лучше меня“. Это было сродни трансформации: можно было наблюдать, как он пробует разные вещи и порой заходит очень далеко, рассказывая о чем-то очень личном и болезненном».

Одна из сценок Прайора, которая больше всего запомнилась Робину, была о том, как Господь вернулся на землю, чтобы забрать своего сына, где узнал, что Иисуса распяли. «В конце сценки все зрители одновременно выдыхали, произнося ”Что?“ – говорил Робин. – Это была странная и красивая сценка. В ней не было персонажа. В ней был только он». Но были вечера, когда Прайора вообще было невозможно предугадать.

«Были ночи, когда ты просто на него смотрел, – рассказывал Робин. – Иногда он словно звал людей на сцену, а среди зрителей были такие люди, как Вилли Нельсон, который в конце, когда все расходились, играл музыку. Она была похожа на джаз, это было невероятно».

Прайор не скрывал свою тяжелую зависимость от алкоголя и наркотиков ни от зрителей, ни от комиков, искавших его покровительства, и Робин видел результат употребления этих веществ во время выступлений. «Кокс двигал им, – говорил Робин. – А алкоголь создавал между ним и зрителями подушку безопасности, чтобы Ричард в какой-то мере мог спокойно излить свою душу. Когда он не был под кайфом, ему было очень непросто, потому что его охватывал страх. Но если Прайор пропускал пару рюмок Курвуазье, он был чертовски крут».