По утрянке первой проблемой для вольного пацана является добыча пищи. Добыть пропитание можно на базаре, на вокзале, на сортировочной станции, у военных и на огородах. Лешка решил обследовать базар.


Чем дальше шел Лешка к центру, тем больше нравился ему город. Изобилие зелени, красивые дома, чисто и уютно. Особенно много было цветов. Они продавались и с рук и в стационарных киосках. В основном это были крупные тюльпаны. Красные, желтые, лиловые.


Над каждым цветочным киоском красовалась надпись: РUKE. «Наверное, ЦВЕТЫ», – решил Лешка.


С противоположной стороны киосков были устроены туалеты. Это очень удобно для путешественника: понюхал цветок и в туалет.


Лешка не понимал, зачем покупать цветы, когда их можно нарвать на клумбах. И вообще – они же несъедобные. И еще пацан удивлялся тому, что город был не разрушен. После руин Старой Русы и Пскова это выглядело очень неожиданно.


С базаром получился полный облом. Рижский рынок был совсем не похож на российские рынки. Много света и простора. Чистота, аккуратность. Продавщицы в белых фартуках.


Рижский Центральный рынок


Лешка в своих солдатских сапогах, в грязном, прожженном в нескольких местах ватнике, в мятой шапке совсем не вписывался в чистюльную среду латышского рынка. Торговки поглядывали на него явно неприязненно. Нужно было сваливать.


И на центральном вокзале делать было нечего. Ни теток с мешками, ни бабок, торгующих мелочёвкой, ни карточных игроков, ни беспризорной братии, но зато много милиционеров. Лешка поспешил исчезнуть и с вокзала.


Голод стал донимать. Осталась последняя надежда – санитарный поезд на станции Чиекуркалнс (Лешка удивился, что он запомнил название станции). Если поезд не ушел, то там накормят.


До станции Лешка добрался уже к вечеру. Поезд не ушел. Голодающий пацан нашел вагон-кухню и поднялся по ступенькам. Из тамбура выглянула, очевидно, повариха: «Чего тебе, мальчик?»


«Тетенька, дайте хлебушка, очень хочу есть», – жалобным голосом проблеял Лешка. Женщина зашла в вагон, отрезала половину буханки и вручила её Лешки: «Поешь, сыночек». После чего стала распрашивать его о родителях, о том, куда он едет. Лешка, что-то плел и при этом отщипывал кусочки хлеба и отправлял их в рот.


Он съел половину пайки, а другую сунул в карман: на утро. Захотелось пить. Лешка отправился к вокзальчику, там должна была быть вода.


У вокзальчика на скамейке, привалившись к стене сидела девчонка лет десяти, Она была вся в слезах. По всему было видно, что плакала горемыка давно.


– Ты чего хлюпаешь? – наклонился над ней Лешка.


– Хочу кушать.


– Сильно хочешь?


– Сильно.


Лешка вытащил из кармана заначку:


– На ешь.


Девочка ела и рассказывала свою историю. Оказывается они с братом ехали в Латвию, говорили, что там жизнь хлебная. Они круглые сироты. Никого у них нет. И жилья нет. А с братом они растерялись в Пскове, и где он сейчас она не знает.


– Как тебя звать?


– Вера.


– Вот, что, Верка. Одна ты пропадешь. Будешь при мне. Всем говори, что ты моя сестра. Поняла?


– Ага. Поняла.


– А, теперь айда спать укладываться.


– А, где спать-то будем?


– Сейчас найдем подходящий вагон.


Искать пришлось долго. Для ночлега подходил не любой вагон. Ночи еще были холодные и для ночевки нужно было найти пустую теплушку: в ней хоть не дует. Наконец нашли. Лешка с трудом отодвинул дверь. В вагоне было пусто. Он подсадил Веру, затем заскочил и сам.


Теплу́шка» – вагон НТВ (Нормальный Товарный Вагон), переоборудованный под перевозку людей или лошадей.


Вагон бвл пуст. В одном углу они обнаружили горку стружек. Разровняв горку, дети улеглись на стружки, прижались для теплоты друг к другу и крепко уснули.