– Но что? – спросила она, присаживаясь на край постели.
– Скорее всего, мы все умрем.
Она ничего не сказала, лишь медленно встала и обняла Спартака. Было раннее утро. Лагерь восставших рабов стоял на склоне зловещей горы, которая стонала во сне, как спящий великан.
XXXIV
Аполлоний Молон
Цезарь и Лабиен не обнаружили Аполлония на Родосе. Старик отправился в Пергам, и встречу пришлось отложить на несколько недель. Однако в конце концов она состоялась.
– Я хотел посмотреть кое-какие папирусы в Александрийской библиотеке, – объяснил Аполлоний. – И сделать копии авторов, которые меня особенно притягивают… Ты был в Александрии?
– Нет, – признался Цезарь. – Я еще ни разу не был в Египте.
– Загадочная страна. Сейчас она в упадке, но все равно завораживает. Тебе стоит ее посетить.
Цезарь кивнул.
– Так, значит, ты прибыл из Рима, чтобы я научил тебя ораторскому искусству? – подивился Аполлоний. – Я и не подозревал, что настолько прославился, тем более в самом Риме.
– Когда-то твое посольство очень помогло острову, – заметил Цезарь. – Ты прибыл в Рим в непростые времена: некогда родосцы поддерживали Митридата, а такие сенаторы, как Сулла, не были склонны прощать им союз со смертельным врагом Рима. Однако своей риторикой, доводами и рассуждениями ты помог Родосу избежать сурового наказания. Такого не забывают. Убедить Суллу сделать нечто несвойственное ему – например, простить кого-нибудь – большая заслуга.
– Сулла…
Аполлоний опустил взгляд, ничего не добавив. Было очевидно, что он не хотел облекать в слова свои мысли о бывшем диктаторе и его жестоком обращении с греками во время Митридатовых войн. Знаменитый оратор не знал, на чьей стороне Цезарь во внутриримском противостоянии, до какой степени тот разделяет взгляды оптиматов, хотя…
– Правда ли, что ты выторговал у Лукулла прощение для Митилены, когда город поддержал Митридата?
– Правда, – подтвердил Цезарь.
Аполлоний кивнул. Он начинал понимать, с кем разговаривает.
– А правда, что ты племянник Гая Мария? – спросил старый учитель риторики.
Это удивило Цезаря.
– С тех пор как несколько лет назад я получил твои письма с просьбой увидеться, – объяснил Аполлоний, – я навел о тебе справки. Я не беру в ученики кого попало. Судя по всему, у меня имеется авторитет, который следует поддерживать, – заключил он с заговорщической улыбкой.
– Да, я племянник Мария, – ответил Цезарь, – а задержался в пути потому, что попал в плен к пиратам.
– Тем самым пиратам, которых распяли в Пергаме?
– Их распяли по моему приказу.
Цезарь не собирался скрывать своего участия в казни.
Аполлоний снова кивнул.
– Ты прощаешь города, но не прощаешь личных обид, – заметил ритор. – Любопытно.
Он пребывал в задумчивости. Перед ним был племянник Гая Мария, то есть, по всей вероятности, непримиримый враг Суллы; однако не мешало убедиться в этом лишний раз и понять, можно ли свободно выражаться перед тем, кто просится к нему в ученики.
– Племянник Гая Мария оказался здесь потому, что действительно нуждается в моих уроках, или он просто не может вернуться в Рим?
– И то и другое.
Оба чувствовали, что ведут искренний разговор.
Окна дома Аполлония выходили на западное побережье Родоса, и в них задувал сильный морской ветер. Аполлоний заметил, что Цезарю неуютно на ветреной террасе с видом на бушующее море, – эта часть острова отличалась от спокойного восточного берега, где располагалась гавань.