Наступила тишина. Казалось, мечта исчезла, испарилась в одно мгновение.

Идалия заметила, что глаза у собравшихся перестали блестеть. У всех, кроме Спартака.

– Для этого у меня есть замысел на сегодняшний день. – Он посмотрел на Каста. – Насколько я знаю, вы с Ганником начали обучать большинство тех, кто присоединился к нам, чтобы сражаться. Это полторы тысячи человек. Да?

– Мы делаем все возможное, но, чтобы научить их сражаться как следует, нужно время, – ответил Каст. – И… главное, все эти люди очень хотят стать хорошими бойцами.

– Желание – это важнее всего. – Спартак встал. – Они мечтают о свободе и готовы на все, чтобы ее получить. Раздайте им мечи, покажите, как сражаться в бою, и они не дрогнут, вот увидите. Они будут воевать не за жалованье и не по приказу римского Сената. Им нужна свобода. Они будут сражаться за себя и за своих близких. Так или иначе, сюда явилось целое полчище легионеров. – Он снова посмотрел на Каста. – Как думаешь, кто-нибудь из наших осмелился бы напасть на легионеров, когда те пойдут по склону Везувия?

– Храбрости у них хватит, – сказал Каст, – но, если они не сумеют извлечь выгоду из внезапности и сражение затянется, римские солдаты, лучше вооруженные и привыкшие соблюдать порядок в бою, перебьют всех.

– Так вот, хотите узнать о моем замысле на сегодняшний день?

Все кивнули, включая Крикса.

– Их лагерь не укреплен, – начал Спартак. – Они уверены в своих силах. И презирают нас. Они думают, что стоит им появиться на дороге, ведущей к вершине Везувия, как мы разбежимся, словно куры. Это презрение дает нам надежду. – Он присел на корточки и начал водить пальцем по земле, изображая расстановку сил. – Мы здесь, они здесь, а это дорога…

Изложив свой замысел, он обвел их взглядом.

– Может, и получится, – сказал Крикс, все еще не отрывая глаз от рисунка. – Это безумие, но может сработать…

Гай Клавдий Глабр был уязвлен до глубины души: Сенат велел ему положить конец жалкому бунту рабов в Капуе, и это было унизительно. Бунт мало напоминал сицилийское восстание много лет назад, когда поднялись тысячи рабов по всему острову и потребовалось присылать легионы из Рима.

Да, это настоящее унижение. Никто не вызвался добровольно очищать Капую от бунтовщиков, и patres conscripti остановились на Глабре, зная, что у него нет высокопоставленных родственников и за ним не числится крупных заслуг на поле брани или на государственном поприще, на которые можно было бы сослаться, чтобы избежать унизительного поручения, которое явно не соответствовало его положению.

– Но… Мы не станем возводить укрепления? – спросил один из центурионов, встревоженный тем, что они останутся без защиты с наступлением сумерек.

– Нет, – подтвердил Глабр, глядя на дорогу к Везувию. – Бесполезная трата времени и сил. Сегодня вечером отдыхайте. Завтра поднимемся по этой дороге и покончим с бунтовщиками.

Глабр, стремившийся сохранить хоть немного собственного достоинства, желал одного: как можно скорее разделаться с этим поручением.

Они спустились по самому отвесному и крутому склону.

Спартак приказал привязать веревки к диким виноградным лозам, корни которых глубоко вонзались в камень и запросто могли выдержать гладиаторов с оружием.

Тем временем по извилистой дороге, ведшей в Капую, сошли сотни рабов, обученных за последние недели. Возглавляемые Криксом, они поспешно шагали в непроглядной ночной темноте. Для большинства это был первый военный поход, а сражаться им предстояло не с кем-нибудь, а с римскими легионерами.

Многие догадывались, что им не дожить до рассвета, но мечта о свободе была слишком пронзительной и звала на бой. Их много, но врагов не меньше. Тем не менее они чувствовали, что участвуют в великом деле. Что их предприятие озарено общей надеждой. И это придавало им сил.