Эномай, Каст и Ганник, другие вожди восставших, кивнули. Это казалось самым разумным решением. Идалия тоже присутствовала на собрании, сидя в углу и находясь под защитой фракийца, но молчала и смотрела только на Спартака.

– Бегство? – повторил фракиец. – Интересно – куда? Судя по свежему известию, они разбили лагерь на пути из Капуи к Везувию. Другой дороги нет. Придется с ними сразиться.

– Это нелепо, – возразил Крикс. – Мы можем бежать через горы. По пересеченной местности. Дорога нам не нужна.

– Среди нас есть старики, больные и дети, – заметил Спартак. – Молодые женщины смогут последовать за нами, но прочим это не под силу.

– Никто не тащил их силком, – поморщился Крикс. – Они могут остаться на виллах у своих хозяев. Если они не способны сражаться или бежать, значит для нас они бесполезны.

Спартак глубоко вздохнул и сел.

– Чего вы ожидали? – спросил он. – Мы сбежали из гладиаторской школы, убили часовых, завладели оружием, вступили в бой и разгромили капуанскую центурию, а затем неделями грабили виллы богатых римских сенаторов. Рано или поздно они должны были принять решительные меры. Ты предлагаешь бегство. Я полностью согласен, но такое бегство спасет нас сегодня, а завтра или послезавтра приведет в ловушку. Возможно, человек сто бежать смогут, но римляне начнут охоту, переловят нас одного за другим и распнут вдоль дорог, ведущих в Рим, дабы остальные рабы видели, что бывает с теми, кто осмеливается желать свободы. Нет, бегство от легионеров – временная мера, оно не решает вопрос о том, как быть дальше. Нужно бежать, я согласен, но это должно быть бегство иного рода. У меня есть замысел. Даже два. Один отличается размахом, на него уйдет несколько месяцев. Другой – только на сегодняшний день, чтобы покончить с тремя тысячами солдат.

Крикс собирался о чем-то спросить, но его опередил Эномай: замысел, подразумевавший большой побег, возбудил его любопытство, и он решил расспросить подробнее.

Спартак посмотрел на него и кивнул:

– Мы должны бежать, но не отсюда, а из римского мира.

Его глаза сияли. Идалия видела, как этот блеск вспыхивает в зрачках тех, кто его слушал. С ней происходило то же самое: если бы перед ней было зеркало, она бы это увидела.

– Рим велик, – продолжил Спартак, – но его могущество не беспредельно. Предлагаю двинуться на север и не останавливаться, пока не пересечем реку Пад[47] на северо-западе или Рубикон на северо-востоке, а затем покинуть Италию и податься либо в Галлию, либо в земли по ту сторону Данубия, куда не дотягивается рука Рима. Там мы будем свободны.

«Свободны».

Вновь это слово.

Оно повисло в воздухе, и вся палатка будто наполнилась надеждой.

«Свободны».

– Но… – начал Эномай и замялся.

– Говори, я тебя слушаю, – велел Спартак.

– Римляне сделают все возможное, чтобы этого не произошло. Сейчас они послали шесть когорт и конницу. Даже если мы их победим, в чем я очень сомневаюсь, они отправят против нас новые войска. И этих войск с каждым разом будет все больше.

– Но если мы победим, к нам присоединятся новые рабы, – заметил Спартак. – Так было на Сицилии. Сколько их с нами сейчас: две, три тысячи? Я сбился со счета.

– Всего около полутора тысяч, – уточнил Каст. – Я пересчитывал на днях. Но это только мужчины. Есть еще женщины и дети. Их я не считал.

– Думаю, если мы двинемся на север, рабов станет гораздо больше, – настаивал Спартак.

– Все это звучит привлекательно, – вмешался Крикс, – но слишком похоже на сказку. Мне непонятно главное: как мы победим первые три тысячи легионеров, имея всего полторы тысячи человек, большинство которых едва умеют обращаться с оружием?